Робин Хобб - Волшебный корабль

– Во имя Са – ступай с миром… – кое-как сумел выговорить Уинтроу.

Надсмотрщик, свирепея, повернулся к нему:

– Ты убил ее, недоумок! Она вполне могла бы еще денек поработать!

Дубинка опять метнулась к Уинтроу и обожгла его плечо. Умелый удар рассек кожу, не поломав, однако, костей. По всей руке огнем пронеслась боль, и рука отнялась. «Вот это умелец!» – некоей частью сознания отметил Уинтроу. Он вскрикнул и отскочил… Налетел на какого-то раба, и тот его оттолкнул, чтобы не путался под ногами. Невольники молча надвигались на коротышку, и вдруг оказалось, что его дубинка – на самом деле оружие не такое уж грозное. «Убьют, – в ужасе подумал Уинтроу, и его желудок поднялся к горлу. – Затопчут насмерть. Кости и те размочалят».

Но с надсмотрщиком сладить оказалось не так-то легко. Он был верток и ловок, он любил свою работу и достиг в ней совершенства. Бац, бац, бац! – летала стремительная дубинка, и каждый удар попадал точно в цель, и с каждым ударом кто-нибудь из рабов да отшатывался. Вот что значит настоящий умелец причинять боль и принуждать к послушанию без истинных повреждений! С Лемом, впрочем, он не особенно осторожничал. Стоило тому сделать движение – и его настигал очередной удар. Лем поднимался – и дубинка снова сбивала его с ног…

А кругом них жизнь невольничьего рынка преспокойно шла своим чередом. Кое-кто чуть поднимал брови при виде расправы, но и только. Что, мол, взять с «расписных» и с человека, взявшегося с ними управляться? Их просто обходили сторонкой, чтобы ненароком не попасть под горячую руку, – и гуляючи шли себе дальше.

Уинтроу понял: на помощь звать некого. Никому здесь не докажешь, что он-то не раб. Никто и головы не повернет.

Лем уже корчился на земле, давясь желчью. Надсмотрщик нагнулся и привычным движением отомкнул на ногах Калы окровавленные кандалы. Сдернул их с ног мертвой женщины и повернулся к Уинтроу, чтобы прорычать:

– Да я ща на тебя их надену и прав буду! Из-за тебя я лишился и рабыни, и дневной платы! Видишь, наниматель прочь уходит? Еще бы ему не уйти, кому нужны бунтовщики! – И дубинка указала в ту сторону, куда отбыл его несостоявшийся заработок. – Ну что, свиньи? Работы не будет, а кто не работает, тот не ест.

– Женщина умерла по твоей вине! – сказал Уинтроу. – Ты ее отравил, чтобы избавиться от ребенка, но тем самым убил и ее. Тем самым ты дважды повинен в убийстве!

Он попытался подняться, но рука не повиновалась ему, да и мышцы живота от удара словно обратились в кисель. Он кое-как перекатился на колени, чтобы подняться, но коротышка небрежным пинком снова отправил его наземь.

– Какие речи, какие речи! Какой дар убеждения! Я потрясен, я, право же, потрясен!.. Ну вот что, сосунок. Ща выложишь до гроша все, что у тебя есть, но заплатишь мне за убытки сполна. Выкладывай бабки сам, не заставляй меня вытряхивать из тебя. Ну?!

– Нет у меня денег! – гневно ответил Уинтроу. – А и были бы – ничего бы я тебе не дал!

Надсмотрщик склонился над ним и в очередной раз ткнул дубинкой:

– Тогда говори, где живешь и кто твой папаша. Не ты, так он пускай платит!

– Нет у меня никакого папаши, – отрезал Уинтроу. – И платить тебе никто не собирается. А я совершил святое служение Са! И правильно сделал!

Он улучил мгновение и посмотрел на вереницу рабов. Кто мог встать – медленно поднимался. Лем переполз поближе к телу Калы и склонился над нею, заглядывая в глаза. Как будто, заглядывая в них, он мог разглядеть то же, что видела теперь и она.

– Так-так-так. Правильно, говоришь? Для нее – может, и так, но не для тебя, – насмешливо проговорил коротышка. – Видишь ли, тут у нас, в Джамелии, рабам никакого утешения Са не положено. Так распорядился государь наш сатрап. Будь невольнику присуща настоящая человеческая душа, он бы не оказался в неволе! Са в Его величайшей премудрости просто не допустил бы такого… По крайней мере, мне именно так объясняли. Ну так вот. Значит, на сегодня я остался без рабыни и без работы. Нашему сатрапу такое не нравится. А ты не просто убийца рабов, ты еще и бродяга. И если бы ты выглядел годным хоть к мало-мальской работе, я бы тут же надел на тебя цепи и клеймо в рожу вколол. Но ладно уж, будем считаться с законом. Эй! Стража!!! – И коротышка помахал дубинкой, подзывая городского стражника, проходившего мимо. – Вот, забирай! Мальчишка шляется без семьи и без денег… и только что задолжал мне за ущерб, причиненный рабыне сатрапа. Забери его в каталажку… Эй! Стой! Ты куда?!

Это последнее относилось уже к Уинтроу, который – опасность придала силы – умудрился вскочить на ноги и теперь во все лопатки бежал прочь. Он услышал за спиной предупреждающий крик Лема и оглянулся. Только лучше бы он этого не делал. Нет бы хоть в сторону броситься…

Дубинка, запущенная умелой рукой, угодила ему в голову и швырнула Уинтроу в уличную грязь рабского рынка.

Просто, когда происходит что-нибудь из ряда вон выходящее, мне трудно сохранить душевное равновесие! – отрезала бабушка. – Вот и все!

– Прости, пожалуйста, – смиренно извинилась мать Малты. – Я всего лишь спросила.

Она стояла за спиной бабушки, сидевшей перед своим туалетным столиком, и закалывала ей волосы, сооружая прическу. И, судя по голосу, на самом-то деле ни в чем себя не винила, просто устала от бесконечной бабкиной раздражительности. Малта не винила ее. Малту просто тошнило от них обеих. Ну сколько можно сосредоточиваться на грустной стороне жизни, на том, что расстраивает и беспокоит? Тем более – сегодня было большое собрание старинных семейств, и бабка с матерью решили не только пойти сами, но и взять с собой Малту. И она уже с полудня только тем и занималась, что убирала волосы и примеряла новое платье. А они? Начали одеваться в самый последний момент. Да еще и ведут себя так, словно на тяжелую работу отправляются, а не повеселиться и поболтать со знакомыми. Это Малта была бессильна понять.

– Ну? Вы еще не готовы? – то и дело спрашивала она.

Ей совсем не хотелось, чтобы они прибыли самыми последними. Мама говорила, сегодня будут произноситься важные речи, что-то там такое насчет Дождевых чащоб и торговцев Удачного. И стоит ли из-за этого волноваться? Самое обычное сиди-смирно-и-не-засыпай. А значит, главное – это прибыть загодя, пока звучат приветствия и разносятся закуски. Может, ей удастся сесть и посекретничать с Дейлой в укромном уголке… Ой, ну что же они там так возятся? Каждой из них давно следовало бы завести по служанке, чтобы укладывала им волосы, заранее готовила платья и всякое такое прочее. У всех приличных семей есть такие служанки. Но бабушка заявила, что они-де больше не могут себе позволить, – и мама согласилась. А когда Малта начала спорить – ее мигом засадили за большущую кучу счетных палочек и расписок и велели оприходовать всю эту чепуху в одном из гроссбухов. Она посадила кляксу, и бабушка велела ей все переписать. Да потом еще принялись ей объяснять, что означает выведенная ею цифирь и почему получается, что они больше не могут держать слуг – только Нану и Рэйч.