С. Гроув - Смертельный туман

Фургон, вывезший их обоих из боя, оказался хранилищем личных припасов майора, то бишь деликатесных харчей и белья. Раскупорив бочонок с водой, Казанова намочил чистую салфетку и протер руки. Пальцами растянул рану, приготовился вытаскивать стрелу… К его удивлению, древко вышло очень легко. Слишком легко. Казанова выругался, поняв: наконечник остался в теле.

– Что же они по твоей железной руке промазали, Тео, – вслух посетовал Казанова.

Затем бросил стрелу, осторожно запустил пальцы в рану… Нащупал наконечник, но не смог зацепить.

– Пинцет нужен. Щипчики…

Увы, не нашлось ни того ни другого. Зато попались две серебряные вилки. Сложив их в импровизированные щипцы, Казанова после нескольких минут мучительного труда все же вытащил наконечник. Ополоснул его водой, тщательно рассмотрел… Подтверждались худшие предположения. Наконечник был каменный – и порядком обколотый. Значит, осколки по-прежнему сидели у Тео в плече. Казанове смертельно захотелось швырнуть проклятый наконечник в грязь, но он сдержался. Лучше сохранить его, чтобы знать, с какими осколками придется дело иметь.

А еще срочно нужен был врач. Настоящий, в отличие от него.

Казанова снова обыскал фургон, нашел бутылку крепкого алкоголя и опять же чистой салфеткой обработал рану. Парнишка все не приходил в себя, и это здорово беспокоило.

– Держись, Тео, – пробормотал Казанова, кутая друга в изысканные майорские одеяла. – Нам предстоит долгий путь, так что ты уж смотри не помри мне, пока добираемся… Слышишь? С тобой разговариваю!

Тео не ответил. Его лицо казалось таким безмятежным…

Пассажиры поезда, шедшего в Соленый, тоже наблюдали пеплопад. Весь второй день их путешествия до самого вечера за окнами падали хлопья. Сперва редкие – словно лепестки неурочно зацветших яблонь. Потом гуще, так, что за мчащимся поездом понеслись метельные вихри. Плоские равнины по сторонам дороги превратились в сероватое море до самого горизонта. И даже на закате небо осталось светлым, желтоватым, цвета отболевшего синяка.

В вагоне-ресторане было тихо, пассажиры переговаривались приглушенными голосами. Общий вердикт гласил, что низвержение пепла – определенно не к добру. Златопрут обеспокоенно следила за рваными облаками. Эррол, Рен и София хранили сосредоточенное молчание.

– Это индейцы наказание насылают! – визгливо провозгласил женский голос, принадлежал он молодой особе в блузе с высоким воротничком на пуговицах, нервные руки не лежали на месте. – Они наслали бурю пепла, чтобы смести нас с земли!

– Не глупите, милочка. – Другая женщина сурово глядела на нее сквозь очки. – У индейцев нет такого могущества. И потом, каким образом эта буря должна нас смести?

– Наверное, большой пожар где-то случился, – произнес средних лет мужчина. – Думаю, прерии на западе занялись, а пепел перенесло ветром.

– Тогда как вы объясните факт, что при прояснениях пепел прекращается? – спросила дама в очках.

Мужчина парировал:

– А вы сами что предлагаете?

– У меня нет внятного объяснения, – не смутилась она. – Давайте не будем обманываться: природа явления непонятна!

Опять воцарилось молчание. Златопрут наконец отвернулась от окна.

– Что такое? – вполголоса спросил Эррол.

– Я не могу слышать клим, – ответила она. – Зато слышу деревья…

– И что они говорят? – подался вперед Рен.

– Пепел их не слишком волнует. А вот люди – еще как…

– Люди? – удивилась София.

Златопрут вновь уставилась в темноту за окном.

– Тысячи ног попирают землю, маршируя на запад… Люди жгут поля, вырубают деревья, чтобы расчистить дороги…

– Так это пепел от сожженных полей? – спросила София.

– Может быть. Точно сказать не могу. Огонь чернит землю, дым коптит небо… Люди бегут прочь, словно муравьи из раскиданного муравейника.

– Армия Нового Запада, – сказал Рен.

– Обе воюющие стороны, – поправила Златопрут. – Шайены, майами и чероки на юге. На севере – все Шесть наций. Сколько спешащих ног! И все следы полны яда…

У Софии округлились глаза.

– Что это значит?

– Не знаю, – ответила Вещая.

Она глубоко вздохнула, приникла лбом к стеклу. Эррол дружески положил руку ей на плечо.

От Софии не укрылась мýка на лице Златопрут, обычно такой собранной и спокойной. Что до Эррола, даже в развороте его плеч ощущалась тревога. Зря ли он подался к Вещей, словно собираясь собой ее закрывать! Вот только от беды, грозившей климу, не было никакой обороны. Неведомая гибель грозила всем и всему. София неслышно вздохнула и поднялась. Ей хотелось очень многое обдумать наедине.

Вернувшись в купе, где они ехали со Златопрут, она уселась на полку. Вытащила альбом, принялась, по обыкновению, зарисовывать основные события последних двадцати часов. Тщательно изобразила падающий пепел, перипетии сказки про Древоеда… Фиксируя на бумаге вчерашнее сновидение, она раздумывала над словами Златопрут о деревьях. О топоте ног и о следах, полных отравы.

«Раз уж деревьям свойственно запоминать, – думала девочка, рисуя насекомых и с ювелирной точностью воспроизводя сон, – значит они, без сомнения, чувствуют все происходящее сегодня. И не просто наблюдают – оценивают и толкуют. Может, они даже не чужды приязни и неприязни… – Она оторвалась от рисунка, пораженная неожиданной мыслью. – А вдруг им присущи самые настоящие чувства? Вдруг они любят и ненавидят, как мы? Осуждают одни дела и восхваляют другие? И у них есть мечты и желания, воздействующие на мир? И каким образом, интересно, они проявляются?..»

София даже тряхнула головой. Сколько вопросов, поди разберись!

Златопрут еще не вернулась, а час был поздний. Отложив карандаши и блокнот, София приготовилась ко сну. Устроила на ладони отломок рога, тщательно, чтобы не сразу выпал во сне. Откинулась на подушку, подоткнула одеяло и приготовилась спать.

Поезд уютно постукивал колесами, полка едва заметно покачивалась. Так можно и забыть, что по обе стороны рельсов расстилались бескрайные пепельные поля…