С. Гроув - Смертельный туман

– Это был великий конфликт, вспыхнувший, когда климы столкнулись с вероятностью вымирания. Возможно, сами они понимают, что происходит, но нам этого пока не дано. Причина скрыта от нас. Древние, как ты их называешь, не смогли прийти к единому мнению, как им избежать гибели. Результатом расхождения во мнениях и стало Разделение. Вместо одного решения – много различных. Разделение и породило мир, где древние живут в разных временах, в различных эпохах. Есть, однако, надежда, что несогласию приходит конец. Мы полагаем, что это место предотвратит любые Разделения в будущем.

– Каким образом? – по-прежнему недоумевала София.

– Здесь спрятанное выводится на поверхность. Здесь прошлое будет всегда видимо настоящему. С тем переизбытком воспоминаний, которым наделены мы, изглаженные, возможно создать место, целиком сотканное из воспоминаний. Сейчас это всего лишь роща, но целые эпохи постепенно изменят свою природу: воспоминания составят самое их существо.

– Что ты имеешь в виду? Как это – самое существо?

– А вот что, – ответил Бронсон. – Каждая травинка, каждый камень, каждая капелька воды будут хранить память о том, частью чего они когда-то являлись.

Собственно, об этом же размышляла София, разглядывая кружок древесного спила, кусок рога, свиток бересты. Здесь, в роще, древний претворил память таким образом, что ее мог узреть каждый. Для этого не требовалось быть экспертом-картологом, не требовалось особых свойств восприятия или замысловатых приборов. По воле древнего воспоминания доступны посредством простого прикосновения, даже совершенно бездумного.

– Каждый сможет узнать, из чего соткано прошлое, – пробормотала София, начиная понимать.

Ее мать кивнула:

– В этом мире очень многие подвержены заблуждениям, но, как и древний, мы надеемся, что познание прошлого выведет людей на правильный путь.

– Но чтобы положить начало такому месту, – продолжал Бронсон, – сама роща должна была вырасти из воспоминаний. Память – вот что такое лакримы. Вот что мы такое.

– Так эти два дерева… – начала София.

– Мы двое в этой роще присутствуем повсюду, но большей частью – да, мы здесь. Когда мы пришли в долину, нам очень хотелось создать место, которое ты однажды найдешь. И вот оно перед тобой!

– Мы знали, что ты придешь, – прошептала Минна.

– Но я вижу вас! Ваши лица! – проговорила София и услышала отчаяние в собственном голосе. – Разве вы не можете отсюда уйти?

Минна и Бронсон впервые оторвали взгляды от ее лица и посмотрели один на другого.

– Нет. Мы не можем. По правде говоря, мы не совсем здесь, – с грустной улыбкой ответил отец. – Все, чем мы являлись, пошло на создание этого места. Но это и правильно, – добавил он мягко. – Все так, как и должно быть.

У Софии все расплылось перед глазами от слез.

– Но я вас только нашла, – прошептала она.

– Мы на такое едва смели надеяться, – с нежностью ответила мать. – Уж лучше короткая встреча, чем совсем никакой, правда?

София не могла говорить, лишь молча кивнула.

Когда ей удалось проморгаться, она увидела, что Минна и Бронсон стояли подле нее на коленях, их бесплотные фигуры плавали совсем рядом, но не касались ее.

– Расскажи нам о той прекрасной девушке, которой ты стала, милая, – попросила Минна. – Наши воспоминания все здесь, – она указала на деревья, – а у нас есть только ты. Расскажи нам! – Она попробовала улыбнуться. – Расскажи обо всем!

Сперва Софии оказалось очень трудно рассказывать родителям о своем прошлом, ведь в их присутствии хотелось думать сразу о многом. Она не представляла, с чего бы начать. Но мать принялась ласково расспрашивать ее, и вскоре она уже рассказывала обо всем, что произошло за пределами рощи. О том, как они нашли Дурман, о двух армиях… и вот она уже описывала царство трех сестер и долгое путешествие, приведшее к берегам Жуткого моря. Она говорила о чудесах Авзентинии и об ужасе от соприкосновения с памятью клима. О плавании через Атлантику с нигилизмийцами и предшествующей поездке в Нохтланд. И конечно, о Бланке с ее душераздирающим плачем. О людях, встреченных в путешествиях, о горестях и разочарованиях, пережитых вместе с Шадраком, обо всех переменах… обо всех кусочках мозаики, наконец-то обретавших свое должное место.

Все, что прежде казалось невозможным, стало теперь простым. Рассказывая о себе, София вспоминала малое и великое. То, как она росла у Шадрака, ее школьные дни, любимые книги и любимые уголки, ее беспокойство из-за потери счета времени, об альбомах и записных книжках, где она отмечала прожитые дни. Минна и Бронсон поражались, восклицали, расспрашивали… Мать со смехом поведала, как сама теряла счет времени, а отец – о собственных рисовальных альбомах. И София поразилась внезапному открытию – все то, что прежде заставляло ее чувствовать себя «странной» и одинокой, теперь даровало чувство сопричастности, надежные корни. К ее удивлению, в иные мгновения она даже смеялась вместе с родителями, заглядывая в ту жизнь, которую могла вместе с ними прожить.

София даже изумилась, когда свет вокруг начал меркнуть; близилась ночь. Она целый день провела меж двух красных деревьев, со своими родителями.

– Я не хочу уходить, – сказала она, выглядывая на залитую сумерками поляну.

– Ты можешь остаться, – сказала Минна.

– А вы-то останетесь?..

– Мы будем с тобой, сколько сможем, – тихо ответил Бронсон.

София присмотрелась… Их черты были едва различимы. Она не могла понять, в чем дело, в меркнущем свете – или они истаивали, постепенно сливаясь с рощей. Она вдруг поняла, насколько устала: глаза так и норовили закрыться.

– Как оно прекрасно – это место, вызванное вами к жизни, – сказала София родителям. – Оно все изменит. Я нигде ничего подобного не видела!

– Мы с твоим отцом вызвали к жизни кое-что еще более замечательное и прекрасное, – наклоняясь к ней, шепнула Минна.

Сама того не желая, София прикрыла глаза… Ей послышалась мелодия без слов, она казалась знакомой, но каким образом, откуда – вспомнить не удавалось. Мелодия что-то очень смутно напоминала, некую пору и чувство, забытое на многие годы… Она лишь порождала чувство беспредельной уверенности и спокойствия: здесь ее любили и знали, ее окружало тепло… все было так, как и следует быть.