Скотт Линч - Республика воров

– Какое впечатляющее зрелище, – улыбнулась высокая женщина лет тридцати в приталенной серой блузке и широких панталонах; смуглая кожа говорила о смешении рас, хотя была светлее, чем у Джасмера и обеих Глориано; коротко остриженные темные кудри чуть прикрывали уши; незнакомка держала себя с уверенностью каморрского гарристы. – Джасмер, я от тебя такого не ожидала.

– О, к нам предательница явилась! – воскликнул Монкрейн, стремительно обретая утраченное достоинство. – И как у тебя дела, Шанталь?

– Тебя в Плакучую Башню увели, а я привыкла ужинать каждый день, а не раз в месяц, – ответила незнакомка. – Так что извиняться мне не за что.

– И что тебя к нам снова привело? Басанти перебежчиков не привечает?

– У Басанти работы всем хватит. А мне любопытно стало. Поговаривают, ты покровителем обзавелся.

– К счастью, среди эспарской знати еще не перевелись истинные ценители актерского мастерства.

– А еще ходят слухи, что каморрские актеры не плод твоего воображения.

– Как видишь, – сказал Монкрейн. – Вот они, перед тобой.

– И ты собрался ставить «Республику воров»?

– Даже если мне горло перережут.

– Неужто Дженора согласилась на сцену выйти?

– О всевышние боги! – воскликнула Дженора. – Нет, конечно.

– Ах вот оно что! – Шанталь неторопливо подошла к Монкрейну. – В таком случае тебе актрисы не хватает.

– Ну и что с того?

Лукавая улыбка исчезла с лица Шанталь.

– Послушай, Басанти ставит «Эликсир женской добродетели», а у меня нет ни малейшего желания все лето лебезить и хихикать, изображая Четвертую камеристку. Предлагаю взаимовыгодную сделку…

– Любопытное предложение, – хмыкнул Монкрейн. – А мужа своего ты, случайно, не привела?

Из-за угла вышел темноволосый теринец с мускулистой грудью, исполосованной шрамами и едва прикрытой расстегнутой белой рубахой. Локк, заметив оторванную мочку правого уха, сообразил, что перед ним либо бывший игрок в ручной мяч, либо удалившийся на покой поединщик.

– А вот и он, – поморщился Монкрейн. – Что ж, мои юные друзья, позвольте представить вам Шанталь Коуцу, бывшую актрису труппы Монкрейна, и ее мужа Бертрана Несметного.

– Несметного?

– Он в одиночку изображает десяток второстепенных персонажей на сцене, – пояснил Алондо. – В мгновение ока наряды меняет.

– Для Берта работа найдется, – заявил Монкрейн. – Вот только с чего вы взяли, что я вас простил?

– Ты мне зубы не заговаривай! – отмахнулась Шанталь. – Мне нужна приличная роль, а тебе – счастливые зрители.

– А кроме вас, есть еще желающие к нам вернуться?

– Это вряд ли, даже если их осыплют рубинами величиной с твою самонадеянность. Они слишком боятся, как бы их не обвинили в причастности к твоему крамольному поступку.

– Позвольте им вернуться в труппу! – попросил Алондо.

– И правда, – добавила Дженора. – Ролей на всех хватит, а выбирать не из кого. Давайте разбудим Сильвана и спросим, что он об этом думает.

– Обойдемся без Сильвана, – отмахнулся Монкрейн. – Я и так знаю, что он согласится. Он Шанталь обожает. Ладно, договорились! Беру вас в труппу – но не в долю, а на жалованье. От прошлых договоренностей вы сами отказались, когда к Басанти переметнулись.

– Ну это вопрос спорный, – заметила Шанталь. – Впрочем, как бы там ни было, роль Амадины, Царицы Сумерек, гораздо лучше, чем роль Четвертой камеристки.

– Ах, какая жалость, – промолвила Сабета елейным голоском, в искренности которого не усомнился бы никто, даже если бы у нее за спиной неожиданно возникло слово «ЛОЖЬ», начертанное десятифутовыми огненными письменами. – Но эта роль уже занята.

– Неужели? – Шанталь медленно подошла к Сабете и поглядела на нее сверху вниз (Сабета была почти на голову ниже). – А ты кто такая?

– Амадина, – невозмутимо ответила Сабета. – Царица Сумерек.

– Да ты мне в дочери годишься, соплячка каморрская! И мордашкой не вышла… Ты шутишь?

– Нисколько, – раздраженно заявил Локк, не собираясь позволять посторонним дурно отзываться о Сабете в его присутствии.

– Джасмер, ты с ума сошел! – сказала Шанталь. – Ну какая из нее Амадина? Пусть вон Пентру сыграет. Ей же всего шестнадцать, ни сисек, ни жопы, и вообще внешность ничем не примечательная…

– Ничем не примечательная?! – возмущенно повторил Локк. – Да у тебя вместо глаз – стекляшки, дури…

Договорить прочувствованное, но неосмотрительно выбранное слово он не успел, потому как Бертран грубо схватил его за шиворот и поволок на встречу с внушительным кулаком, уже отведенным в замахе. Окружающий мир странно замедлил движение; побои были Локку не в новинку – он обладал удивительной способностью предугадывать грозящую ему опасность ровно за миг до того, как она становилась неминуемой.

Спасло Локка чудо в образе Жана Таннена, который врезался плечом под дых Бертрану и сбил его с ног, тем самым помешав нанести сокрушительный (для Локка) удар.

– Берт! – воскликнула Шанталь.

– О боги, – вздохнула Дженора.

Локк запоздало сообразил, что Жан успел не только оттолкнуть его подальше от Берта, но и передать ему свои драгоценные очки.

Шестнадцатилетний Жан, юноша плотного, несколько грузного телосложения, обладал внушительным брюшком, держал себя с миролюбивым достоинством, и даже темная поросль на пухлых щеках – с недавних пор предмет тщательных забот и плохо скрываемой гордости – не придавала ему устрашающего вида. Бертран был лет на десять его старше, на голову выше и на двадцать фунтов тяжелее, а вдобавок выглядел так, будто легко мог разорвать быка напополам, поэтому дальнейшее развитие событий удивило даже Локка.

Для начала противники обменялись парой ударов, а потом, сцепившись, молотя друг друга и отчаянно лягаясь, кубарем покатились по двору. Верх переходил от одного к другому: вот Жан сдавил Бертрану горло, но тот саданул ему под ребра, и Жану пришлось ослабить хватку; вот Бертран придавил Жана всем телом, но Жан вывернулся и, в свою очередь, прижал противника к земле.

– О всевышние боги! – простонала Шанталь. – Остановитесь! Прекратите! Да успокойтесь же вы!

Жан попытался зажать шею Бертрана локтевым сгибом, но Бертран каким-то стремительным ловким приемом перебросил Жана через плечо; тем не менее воспользоваться полученным преимуществом ему не удалось, потому что Жан, применив еще какой-то стремительный и ловкий прием, впечатал Берта в стену. Противники продолжали бороться, пробуя всевозможные захваты, пока наконец Жан не выскользнул из рук Бертрана и не откатился в сторону, что оказалось серьезной ошибкой: Бертран, размахнувшись, изо всех сил нанес Жану ошеломляющий удар в челюсть. Жан упал как подкошенный.

Бертран пошатнулся и, совершенно обессилев, повалился ничком рядом со своим юным противником.