Марк Ньютон - Книга превращений

Повернув за угол, Фулкром увидел древний ритуал. С десяток женщин в одеждах воинов – такие были в ходу много сотен лет назад: стеганые рубахи, синие с красным, бацинеты с кольчужными бармицами, яркие кольчуги – шагали под развевающимся флагом с изображением красного листа и языков пламени. Образовав хоровод, они пустились в пляс вокруг бочонка с костром, бросая в огонь стебли разных зерновых и читая нараспев – чуть ли не визжа – стихи, посвященные памяти тех, кто расстался с жизнью после крупного неурожая три тысячи лет тому назад. Посмотреть на них собралась толпа, родители притягивали к себе детей и шепотом объясняли им смысл того, что происходило. Рассказывали, что тогда, три тысячи лет назад, голод поставил империю на колени. Фулкром редко вспоминал о культистах, которые снабдили тогда фермеров семенным зерном, устойчивым к жаре и засухе, установившимся на Джокулле; оно прибывало тогда на остров по морю целыми кораблями. Про себя он помолился о том, чтобы не увидеть повторения этой истории.

Фулкром продолжал свой путь на работу, когда что-то черное мелькнуло в небе над ним и приземлилось рядом.

Лан присела, гася импульс удара, потом выпрямилась и сказала:

– Я тебя не подстерегала, честное слово. – И, улыбнувшись, добавила: – Просто летела мимо.

Ее присутствие и проницательный теплый взгляд растопили, казалось, даже сильный холод.

– Вижу, ты ранняя пташка, – отшутился он. – Для охотника.

– Да, приходится: Вулдон и Тейн спят, они вчера допоздна работали. Вулдон вообще только и делает, что либо сидит у себя и носа не высовывает, либо работает, – короче, я не стала ждать, пока они проснутся.

Лан осторожно шагнула в его объятия, их губы встретились. Он прижимал ее к себе, такую маленькую и хрупкую, смутно ощущая любопытные взгляды горожан, которые хотя и обтекали пару молча, но все же не сводили с влюбленных заинтересованных глаз. Ему было безразлично. Только она, эта девушка, и вкус ее губ на его губах имели сейчас значение, и к черту все.

Не в силах разомкнуть руки, они открыто поцеловались в последний раз прямо на ступенях Инквизиции. Потом, на глазах восхищенных следователей, помощников и администраторов, Лан легко взбежала по красно-кирпичной стене здания наверх, оттолкнулась от карниза и перелетела пятнадцатифутовый проем между домами, едва не зацепившись ногой за горгулью на соседней крыше.

Тем, кто стоял к нему ближе, Фулкром сказал:

– Это не рисовка. Просто на стенах обычно нет снега и меньше риск поскользнуться.

Один следователь помоложе ухмылялся идиотской улыбкой во весь рот.

– Фулкром, она же знаменитость. Ты столько лет даже слышать о женщинах не хотел, а теперь обхаживаешь Рыцаршу?

– Многих дам ждет большое разочарование, – сказала Гейл, женщина-администратор. Ее лицо выражало легкое презрение, и Фулкром подумал, не задел ли ее как-то показательный уход Лан.

Не успел Фулкром войти в здание, как его сцапал Варкур.

– Фулкром, за мной, быстро, – распорядился он и затопал прочь.

Фулкром послушно пошел за ним, гадая о возможных причинах дурного настроения старого румеля.

Офис Варкура был кошмаром Фулкрома. Бумаги громоздились тут высоченными кипами, которые грозили рухнуть в любую минуту и находили поддержку лишь в опоре друг на друга; все горизонтальные поверхности были завалены документами, сплошь в каракулях комментариев. На полу можно было споткнуться о раскрытые своды законов и прочие юридические тексты, страницы которых пятнали круглые коричневые отпечатки стаканов с чаем. Как в таких условиях Варкур умудрялся не заблудиться в дебрях древнего, нового и новейшего, но всегда одинаково витиеватого, а порой и несколько эксцентричного права Уртиканской империи, оставалось для Фулкрома загадкой.

На стенах тоже живого места не было: наградные документы, сертификаты и грамоты покрывали их сплошь, причем ни одна из этих бумаг, накопленных за долгие годы службы, не висела параллельно другой, а все были прикноплены или приклеены кое-как, под самыми невероятными углами. На полках громоздилось оружие неведомого назначения и происхождения: то ли конфискованное у преступников, то ли собственная коллекция Варкура. В уголке лежали подушки и одеяло, штормовой фонарь стоял на столе. Попахивало тухлятиной, но какой именно – разобрать в таком беспорядке было невозможно.

– Садись. – Варкур шумно вздохнул, опускаясь в свое кресло.

Фулкром на цыпочках прошел через кабинетный апокалипсис, боясь, как бы не вызвать бумажную лавину, и осторожно присел на краешек стула напротив начальника.

– Что-нибудь случилось, сэр?

– Случилось, еще как случилось, черт подери! Один сраный печатный станок – вот все, что у нас осталось.

– Второй тоже сломался?

– Если бы. Его сперли.

– Как – сперли? – И тут до него дошло. – Вы хотите сказать, что кто-то вынес печатный станок прямо из штаб-квартиры Инквизиции?

На лице Варкура ясно читались две вещи. Во-первых, он ужасно устал. А во-вторых, всякому, кто хотя бы намекнет о происшествии за стенами этого здания, он лично подпишет приказ о расстреле.

– Какие-нибудь предположения, кто мог это сделать? – спросил Фулкром.

– Только одно – на месте пресса остался небольшой флажок, который мы все хорошо знаем и любим, – ответил Варкур, – и оставили его наверняка наши друзья-анархисты.

– О!..

– Вот тебе и «о», мать твою за ногу! – выругался Варкур. – Кроме того, где тебя вчера весь день носило? Тут анархисты сцепились с военными, а ты как сквозь землю провалился.

– По моим сведениям, это было столкновение военных с гражданским населением Кейвсайда, сэр, а не с анархистами.

– А ты откуда знаешь, раз тебя там не было?

– Мне рассказала Лан.

– Тебе рассказала Лан.

– Да, сэр. Мы были…

– Знаю я, где вы были, – сказал Варкур. – Видел вас двоих на улице, где ты облизывал ее, как конфету.

Фулкром твердо поглядел на босса.

– Проекту это никак не помешает – никаких столкновений интересов, мы оба отдаем себе отчет в возможных последствиях.

– Ладно. А между тем, по официальным сводкам, военные вступили в бой именно с анархистами – вот так, не больше и не меньше. Назревал мятеж, и храбрые солдаты подавили его в зародыше. – Взгляд Варкура стал рассеянным, словно он задумался о чем-то другом. – Знаешь, недолговечные они все.

– Простите, сэр?

– Страсти, – объявил Варкур. – Быстро выгорают.

Взгляд Фулкрома скользнул к постели за спиной Варкура, но он ничего не сказал, хотя о многом догадался.

Варкур сам сменил тему, затребовав у него отчет о текущем состоянии всех дел, которыми занимался Фулкром, как будто это могло приблизить их к разгадке дела анархистов.