Коллин Хоук - Пробужденный

– О’кей. Только потом не говори, что я не предупреждала.

Стоило нам миновать турникеты и шагнуть на яркий солнечный свет, как по лицу парня пробежала тень. Перед нами расстилался Каир – город двадцать первого века, который явно не походил на воспоминания Амона.

– Видишь? – хмыкнула я. – Ни одного верблюда.

Амон ничего не ответил – просто перевесил мой рюкзак к себе на плечо и направился к охраннику неподалеку от входа. Пара негромких слов, и тот принялся отдавать какие-то распоряжения по рации.

– Что такое? – насторожилась я, когда парень вернулся.

– Он вызовет нам колесницу побольше, – и Амон презрительно указал на шеренгу маленьких черно-белых такси. – Я туда не втиснусь. Мой саркофаг и то был просторнее.

Я рассмеялась и потянула Амона в сторону: из дверей как раз высыпала толпа туристов всех возрастов и национальностей. Парень склонил голову к плечу, напряженно прислушиваясь к их разговорам.

– Как много языков, – наконец сказал он.

– Ну да, Египет очень популярное туристическое направление.

– Что такое «туристическое направление»?

– Это значит, что люди со всех концов света едут сюда, чтобы взглянуть на пирамиды и другие памятники старины.

– Какие памятники?

Возле нас затормозила машина без опознавательных знаков, и водитель выскочил на тротуар, чтобы забрать у меня рюкзак.

– Ну, керамика, фрески, старинные украшения, папирусы… Мумии, опять же.

Амон, открывавший передо мной дверь, оцепенел.

– Они приезжают в Египет, чтобы посмотреть на мертвых? На тела тех, кто давно покинул этот мир?

Я вдруг сообразила, как неуважительно это должно выглядеть с его точки зрения.

– Гм, да. Хотя самые старые и хрупкие мумии вряд ли выставляются на публику. Можешь считать, что люди нового времени приезжают засвидетельствовать свое почтение царям древности. Конечно, их не разрешается трогать, а большинство вообще убраны под стекло.

Амон ничего не ответил, но я видела, как напряженно он обдумывает эту мысль.

– Мы знатные путешественники, утомленные долгим полетом по небу, – невозмутимо заявил он шоферу, усевшись в такси. – Нам нужно пристанище, новые одежды и слуги.

Водитель вскинул бровь и перевел на меня взгляд в зеркале заднего вида.

– Куда вас отвезти? – уточнил он по-английски.

– В какой-нибудь хороший отель, пожалуйста, – быстро ответила я.

– «Дешево и сердито» или «дорого и с лепниной»?

Амон наклонился к шоферу.

– Деньги не имеют значения.

– Очень дорого и с лепниной, – перевела я.

– Как пожелаете.

Водитель заложил лихой вираж, сворачивая на боковую улочку, и я заподозрила, что везти до отеля нас будут долго. Впрочем, сейчас это было даже на руку: мне хотелось увидеть реакцию Амона на новый Каир.

– А пирамиды Гизы далеко? – поинтересовалась я у водителя.

– Не очень. Километров тридцать пять, может, сорок. Хотите съездить туда сегодня?

– Нет, спасибо. Сегодня мы лучше отдохнем.

– Как скажете.

– А тут прохладнее, чем я думала. Так и должно быть?

– В Каире сейчас весна. Прекрасное время!

Я пощелкала кнопками телефона и выяснила, что пирамиды примерно в тридцати двух километрах от аэропорта.

– Шестьдесят семь тысяч пятьсот локтей, – прошептала я Амону.

Тот ответил невнятным бормотанием, всецело поглощенный видом за окном. Современный Каир напоминал фешенебельный муравейник. Как и Нью-Йорк, он представлял собой смешение новых и старых зданий – только вот здесь понятие «старый» было несколько иным, чем на Манхэттене.

За окном мелькали мечети и базары, кладбища и музеи, театры и магазины, средневековые башни и современные жилые дома – но, в отличие от Нью-Йорка, каждый метр этого города был пропитан древностью. Мне даже показалось, что если беспечные горожане решат разом выехать на пикник, пустыня моментально воспользуется их отсутствием и занесет все следы цивилизации бесконечным и бесстрастным песком – как делала множество раз до этого.

Наконец такси въехало в ворота огромного отеля с круглым бассейном, из центра которого бил фонтан. Подъездную дорожку окаймляли стройные ряды пальм, а вход в отель венчали две гигантские колонны, напоминавшие доисторические обелиски.

Амон вышел из машины и принялся осматриваться. Я потянулась было за кредиткой, но он заметил мое движение и через лобовое стекло вперил в водителя неподвижный взгляд. Пара беззвучных движений губами – и шофер, мигом потеряв интерес к оплате своего труда, послушно выкатил со двора. Я нахмурилась, раздумывая, сколько еще мы сможем безнаказанно пользоваться этим трюком.

Отель полностью отвечал определению «очень дорого и с лепниной». Если бы не интерьер в арабском стиле, я вполне могла бы перепутать его с нью-йоркским. В вестибюле размещался пятизвездочный ресторан, а вдоль внешней стены тянулись бары и магазины с женской одеждой, дизайнерскими сумочками и сувенирами. Я даже приметила парфюмерный бутик.

Еще один пристальный взгляд на портье за стойкой – и мы вместе со своими скудными пожитками оказались в двухместном номере на верхнем этаже. Швейцар вручил Амону ключи от мини-бара и вип-зала, чтобы мы могли поужинать наедине, если не захотим спускаться в ресторан. Я объяснила парню, как заказать еду в номер, и скрылась в душе.

После ванны мне отчаянно не хотелось залезать в свои мятые тряпки, поэтому я накинула банный халат и в таком виде отправилась в гостиную. Амон дожидался меня в кресле у окна, в окружении подносов с разнообразными блюдами. Полдневное солнце обвело его фигуру золотым контуром, заставив светиться кожу и волосы. И все же я не могла не заметить, насколько он опечален.

Приблизившись, я увидела, что он даже не притронулся к еде.

– Ого, целый пир. А ты не голоден?

– Нет.

– Что-то на тебя не похоже.

– Возможно. Видишь, Лилия? – и Амон указал на Нил, потрясающий вид на который открывался из нашего окна. Солнечные лучи скользили по толще воды и золотили пенные гребешки волн. – Я плавал по этой реке множество раз, но больше не узнаю этих мест.

– Наверное, за столько лет берега размыло…

– Я говорю не о них. А о людях и самой земле. Мой народ исчез. Сейчас он не более чем тень, готовая растаять от первого рассветного луча.

– Амон… – я наклонилась и мягко сжала его руку. – Они… мы… по-прежнему твой народ. Да, мы изобрели новые технологии, путешествуем другими способами, делаем вещи, которых ты даже не можешь представить. Но в глубине души мы все те же. Наши желания остались прежними. Мы пьем, едим, заводим друзей и возлюбленных. Тревожимся за тех, кто нам дорог. Умираем на войне. Страдаем, болеем и умираем.

– Возможно, этому миру больше не нужны такие… памятники древности. Возможно, мне тоже настала пора уснуть под стеклом и никогда больше не просыпаться.