Стивен Кинг - Дьюма-Ки

Я его схватил.

– Уайрман? Уайрман!

Он тряхнул головой. Посмотрел на меня. Обоими глазами, как и положено. Левый, налитый кровью, блестел влагой, но более ничем не отличался от правого. Уайрман достал носовой платок и вытер щеку. Рассмеялся.

– Я слышал, что скучным разговором можно загнать человека в сон, но не думал, что такое может случиться со мной. Это нелепо.

– Ты не засыпал. Ты… я не знаю, что с тобой случилось.

– Не мели чепухи.

– И с глазами твоими что-то произошло.

– Им просто захотелось спать, мучачо.

И он одарил меня фирменным взглядом Уайрмана: голова, чуть склоненная набок, брови вскинуты, уголки губ приподняты в подобие улыбки. Но я подумал, что он точно знал, о чем я говорил.

– Я должен повидаться с врачом. Пройти диспансеризацию, – сказал я. – Сделать МРТ головного мозга. Я обещал моему другу Кеймену. Как насчет того, чтобы отправиться к врачу вдвоем?

Уайрман, который все еще стоял, привалившись к колонне, выпрямился.

– А вот и Джек с мини-вэном. Это хорошо. Прибавь шагу, Эдгар, отбывает последний автобус на Дьюма-Ки.

Все повторилось на обратном пути, только куда сильнее. Джек ничего не заметил, потому что не отрывал глаз от Кейси-Ки-роуд, и я практически уверен, что у Уайрмана не осталось об этом никаких воспоминаний. По моей просьбе мы возвращались не по Тамайами-Трайл, вечно забитой транспортом Главной улице западного побережья Флориды, а по более узкой и извилистой дороге. Я сказал, что хочу посмотреть, как луна отражается на воде.

– Обретаешь свойственную художникам эксцентричность, мучачо, – прокомментировал мою просьбу Уайрман, который улегся на заднем сиденье, задрав ноги. Ремень безопасности он проигнорировал. – Еще немного, и ты уже будешь носить беррет, – так и сказал, удвоив букву «эр».

– А не пойти ли тебе на хер, Уайрман, – отозвался я.

– Я трахался на востоке и трахался на западе, – в голосе Уайрмана слышались сентиментальные нотки, – но, если уж речь зашла о траханье, лучше твоей мамочки никого нет. – И замолчал.

Я наблюдал, как луна плывет по черной воде справа от меня. Зрелище это гипнотизировало. Я задался вопросом, а можно ли нарисовать все именно так, как я видел из мини-вэна: луна в движении, серебряная пуля под самой поверхностью воды.

Я думал об этом (может, даже начал проваливаться в дрему), когда боковым зрением уловил какое-то движение повыше луны на воде. Отражение Уайрмана. В первый момент у меня возникла безумная мысль: Уайрман онанирует на заднем сиденье, потому что его колени сдвигались и раздвигались, зад поднимался и опускался. Я бросил короткий взгляд на Джека, но того полностью увлекла симфония бесконечных поворотов Кейси-Ки-роуд. Кроме того, Уайрман по большей части находился за спинкой кресла Джека, невидимый даже в зеркало заднего вида.

Я повернул голову и через левое плечо посмотрел на Уайрмана. Он не онанировал. Он не спал, и ему ничего не снилось. Уайрман бился в припадке. Возможно, в слабом, но припадке. Сомнений быть не могло. В первые десять лет существования «Фримантл компани» у меня работал чертежник-эпилептик, и я узнавал припадок, если видел его. Корпус Уайрмана поднимался и опускался на четыре или пять дюймов, ягодицы сжимались и разжимались. Руки тряслись на животе. Он чмокал губами, словно ел что-то очень вкусное. И с глазами произошло то же самое, что и у гаража. При свете звезд было видно, что один смотрит вниз, другой закатился вверх. Жуткое, не поддающееся описанию зрелище. Слюна бежала из левого уголка рта, слезы – из налитого кровью левого глаза.

Припадок продолжался секунд двадцать. Потом прекратился. Уайрман моргнул, его глаза вернулись на положенные места. Минуту или две он лежал не шевелясь. Наконец заметил, что я смотрю на него.

– Я бы убил за стаканчик виски или шоколадный батончик с ореховым маслом, но, боюсь, о выпивке не может быть и речи?

– Похоже на то, если ты хочешь услышать ее ночной звонок. – Я надеялся, что в моем голосе не слышно тревоги.

– Впереди мост на Дьюма-Ки, – объявил Джек. – Вы почти дома.

Уайрман сел и потянулся.

– Потрясающий выдался денек, но я не буду сожалеть, увидев свою кровать. Должно быть, это и есть старость, да?

Хотя правая нога затекла, я нашел в себе силы вылезти из мини-вэна, и стоял рядом с Уайрманом, когда он открыл дверцу маленького железного ящика у ворот, в котором находился пульт кодового звонка.

– Спасибо, что съездил со мной, Уайрман.

– Конечно, – ответил он. – Но, если ты поблагодаришь меня еще раз, мучачо, я врежу тебе по зубам. Извини, но именно так и будет.

– Все понял, – кивнул я. – Спасибо, что предупредил.

Он рассмеялся и хлопнул меня по плечу.

– Ты мне нравишься, Эдгар. У тебя есть вкус, у тебя есть интеллект, у тебя есть губы, чтобы целовать мне зад.

– Прекрасно. Я сейчас разрыдаюсь. Послушай, Уайрман…

Я мог бы сказать о припадке. Уже собрался, но все-таки передумал. Не знал, правильное это решение или нет, но помнил, что его могла ждать долгая бессонная ночь с Элизабет Истлейк. Опять же боль окопалась у меня в затылке. Поэтому я ограничился вопросом, согласен ли он превратить намеченную мной встречу с врачом в двойное свидание.

– Я об этом подумаю, – ответил Уайрман. – И дам тебе знать.

– Только долго не тяни, потому что…

Он поднял руку, прерывая меня, и на этот раз улыбки на его лице не появилось.

– Достаточно, Эдгар. Для одного вечера достаточно. Хорошо?

– Согласен, – кивнул я. Проводил его взглядом и вернулся к мини-вэну.

Джек прибавил звука. Из радиоприемника звучал «Отступник». Юноша протянул руку, чтобы убрать громкость, но я его остановил.

– Нет, не нужно. Пусть поют.

– Правда? – Джек развернул мини-вэн и поехал к моей вилле. – Отличная группа. Вы их раньше слышали?

– Джек, это же «Styx». Деннис Деянг? Томми Шоу? Где ты провел всю жизнь? В пещере?

Джек виновато улыбнулся.

– Я предпочитаю кантри, и вообще мне нравится более старая музыка. По правде говоря, я поклонник «Крысиной стаи» [84].

Сама мысль, что Джек Кантори слушает Дино и Фрэнка, заставила меня задаться вопросом (и не первый раз за этот день), а происходит ли все это наяву? Задался я и другим вопросом: как мне удалось вспомнить, что Деннис Деянг и Томми Шоу играли в «Стикс» (и что именно Шоу написал песню, которая сейчас гремела в динамиках мини-вэна), если иногда я не мог вспомнить имя моей бывшей жены?

На автоответчике, который стоял в гостиной рядом с телефонным аппаратом, мигали обе лампочки: одна сигнализировала, что получено сообщение, вторая предупреждала, что записывающая лента полностью заполнена. Но в окошечке «ПОЛУЧЕННЫЕ СООБЩЕНИЯ»светилась цифра «1». На эту цифру я смотрел с предчувствием беды, тогда как боль с затылка начала перемещаться ко лбу. Я знал только двух человек, которые могли оставить такое длинное, на всю кассету, сообщение – Пэм и Илзе, – и в обоих случаях не рассчитывал услышать хорошие новости, нажав на клавишу «ПРОСЛУШАТЬ СООБЩЕНИЕ». Для того чтобы сказать: «Все в порядке. Позвони, когда будет возможность», не требовалось пятиминутного времени записи.