Джонатан Кэрролл - Замужем за облаком. Полное собрание рассказов

Это прошло, но чувство печальной невесомости осталось. У смерти в меню множество разнообразных блюд, кроме таких, как старое доброе прекращение работы мозга или ударов сердца.

Вообще-то, это Майкл и сказал мне, что смерть похожа на бармена, который умеет смешивать множество экзотических напитков, а не только стандартный ерш или двойную водку.

– Подумай о разнообразии смертей, Инграм. Я вырос в городе, полном сицилиек. Многие потеряли мужей еще совсем молодыми. И после этого – шестьдесят лет назад – облачились в черные траурные одежды и – фьють! Сколько бы сексуальности и жизни ни оставалось у них внутри на тот момент, все это испустило дух вместе с мужьями. И учти, когда это случилось, им было восемнадцать, а когда я познакомился с ними – восемьдесят!.. Или мой одноклассник, который не попал в Йельский университет: в этом сукином сыне что-то умерло! Говорю тебе, до сих пор он не переставая твердит, как его вздрючила приемная комиссия. А ведь этот человек многого добился в жизни! Что бы это ни было – эго старшеклассника, самоуверенность, отличавшая его до того дня, как пришло письмо из Йеля, – это умерло. Покойся с миром!

Маленькие смерти. Смерти, которые мы можем себе позволить, поскольку в нас еще столько всего продолжает жить. Здесь можно провести аналогию с пьянством – некоторые люди пьют и пьют, сами сознавая, что затягивают на шее петлю. Но обычно они позволяют себе «утратить» некоторые качества, дать им умереть на денек, поскольку сложились определенные обстоятельства. Я ведь сегодня вечером не за рулем? Стало быть, не страшно и окосеть. Мы же среди своих? Значит, я могу побыть ослом.

– Ты думаешь, разгуливать, напялив на голову абажур, – это что-то вроде смерти?

– Конечно, это смерть здравого смысла. Опасно, если это обнаружит кто-то не тот. Сам понимаешь. Посмотри на чокнутых в своей передаче.

Я веду на радио ток-шоу. Последние пять лет это пресловутая передача «За гранью», куда я приглашаю законченных чудаков, усаживаю их и даю свободно изливаться их трепетным душам. Передача странная, она популярна и ошеломляет чаще, чем можно было бы ожидать. Гости передачи – личности творческие и (как правило) шизанутые. Работая над ней, я часто вспоминаю слова Марка Твена – мол, он предпочел бы попасть лучше в ад, чем в рай, потому что в аду больше интересных людей. Что бы ни думали о моей передаче, ее интересно послушать. Время от времени получается настоящая штучка – приходит какая-нибудь таинственная личность, имеющая глубокий сокровенный дар видеть жизненные тайны, или ясновидец, с одного взгляда говорящий о тебе три вещи, которые ты вовсе не хотел слышать. Но такое случается редко, а остальные мои гости представляют собой просто болтающиеся высоковольтные провода, доносящие энергию, замыслы, послания или тайны потустороннего мира.

Передача пользуется успехом, потому что я люблю брать у таких людей интервью, люблю слушать про их жизнь или что-либо еще, про что они могут рассказать. Однажды кто-то спросил Рональда Рейгана, почему, по его мнению, он так популярен среди американцев, и он ответил: потому что люди чувствуют мою искреннюю любовь к ним. То же самое чувствую и я по отношению к приходящим на мою передачу. Я люблю их, и мне искренне хочется выслушать их истории.

Единственное, что держало меня на плаву после смерти Гленна, – это моя передача. Гости, сумасшедшие или нет, входя в двери студии – чтобы продать ранчо по разведению черепах на Плутоне или поговорить о народе омлет, поселившемся у них во дворе, – неизменно заряжали меня особой энергией. И часто лишь вынесенное из передачи понимание, насколько увлекательна и многообразна жизнь, помогало мне дотянуть до следующего дня. В данный момент для тебя она может быть охренительно дерьмовой, но через мгновение или через час окажется интересной или, по крайней мере, начнет изменяться. Мне стоило лишь взглянуть на список посетителей передачи, и я понимал, что раз существует человек, устроивший себе жилье под брюхом лошади, или женщина, верящая, что ее часы – это Элвис Пресли, то где-то должны найтись и для меня другие места, другие возможности, другой человек, который скажет: «Да, приходи, нам есть о чем потолковать».

Так что я не купил себе пистолет и не наглотался пилюль, а однажды вечером, когда заметил, что слишком долго рассматриваю свои руки, вытащил-таки записную книжку и позвонил человеку, с которым, по мнению моего зятя, мы хорошо поладим.

А почему бы, черт возьми, не позвонить?

Майкл сначала колебался, но я расслышал в его голосе и любопытство, говорящее, что он не против сделать пробный шаг в моем направлении, если я не буду двигаться слишком быстро и не спугну его, как беспечный охотник птицу.

– Не отведать ли нам хорошего пломбира с фруктами и шоколадным сиропом?

– Похоже, мы говорим на одном языке.

– Тогда давай встретимся в кафе Брауна на Голливудском бульваре.

Я записываю «За гранью» вскоре после полудня дважды в неделю, так что могу к вечеру освободиться. В тот вечер, входя в мороженицу, я по иронии судьбы в последний момент услышал с улицы начало мелодии «Ощущал» – сумасшедшей песни «Кабаре Вольтер», доносившейся из чьей-то машины; это заставка к моей передаче. И я не понял, хорошее это предзнаменование или плохое.

В двух кабинках сидели в одиночестве двое мужчин. Один наполовину скрылся за газетой, а другой смотрел на дверь, теребя пальцем воротник рубашки. Тот, за газетой, был толстяком, а другой, что теребил воротник, похоже, слишком нервничал. Ни тот ни другой не выглядели обнадеживающе.

– Эй, Инграм Йорк! – раздался из-за спины оклик.

Голос звучал знакомо. Обернувшись в надежде увидеть Майкла Биллу, вместо него я увидел Вилли Снейкспира. Вилли был завсегдатаем моей передачи, мы приглашали его, когда требовался трепач, чтобы оживить беседу. Он забавный, может болтать о чем угодно и, как водится, с мозгами набекрень. Живет с двумя удавами боа-констриктор по имени Лаверна и Серли и всегда приносит их с собой в студию. Я люблю Вилли – в малых дозах, – но в тот вечер он мне был совершенно ни к чему. Билла знал, чем я зарабатываю на жизнь, но в нашу первую встречу мне не хотелось живого свидетельства, какими людьми я сам себя ежедневно окружаю.

– Знай я, что наткнусь на тебя, взял бы с собой змей!

– Привет, Вилли. Увидимся позже.

– А как насчет мороженого, Инграм? Я только что получил пенсию и хотел бы угостить тебя мороженым.

– Спасибо, Вилли, но у меня тут встреча кое с кем. Можно перенести угощение на потом?

Он посмотрел на меня, как смотрят утки: искоса и с полным вниманием.

– Чую дымок! Свидание, а?