Гай Гэвриел Кей - Звездная река

За его спиной, за запертой дверью, находились предметы, обладающие красотой и силой, времен Третьей, Пятой и недолгой Шестой династий. Ритуальные треноги и колокола, один из них был очень тяжелый, его с большими усилиями привезли в Ханьцзинь с реки Вай. Там был нефрит на лакированных столах, в сундучках, всевозможных цветов – зеленый, белый и очень бледный желтый. Один резной орнамент, который он любил, был почти черным. Там были статуэтки, украшения и вазы. Огромные сосуды для вина. Ювелирные изделия. Там были вазы и чаши, чайные чашки и кувшины, некоторые такие древние, что просуществовали на свете дольше Катая. Там были свитки – правительственные указы, эдикты, личные дневники, письма поэтов, стихи, трактаты, даже приказ о казни. В хранилище с высоким потолком лежали плиты с надписями, которые он (и его жена) расшифровывали многие годы.

Эти вещи и те, что хранились дома до этой зимы, все они были благословением и трудом его жизни. Они были тем, чем был он. «Я был, – внезапно подумал Ци Вай, – маленьким человечком с маленьким факелом, который смотрит назад, все дальше и дальше». Он пытался осветить тот путь, по которому они все пришли. «Это неплохой способ прожить жизнь», – подумал он.

Он и правда совершенно не знал, как пользоваться этим мечом, только сжимал рукоять и махал им то в одну, то в другую сторону, как иногда маленькие дети машут бамбуковыми палками, воображая себя героями былых времен. Потом начинается настоящее образование, и они узнают, что во времена Двенадцатой династии подобные мечты неуместны, а позже начинают отращивать длинный ноготь на мизинце левой руки.

Когда первые всадники выехали на площадь, у них не было факелов, а пожары были так далеко, что Ци Вай смог остаться незамеченным в темноте возле хранилища. Он даже ранил первого, кто подошел к запертой двери, размахнувшись мечом изо всех сил. Он испытал потрясение, когда меч вонзился в бок этого человека, от столкновения меча с телом, от его грубости. Больше он ничего не успел почувствовать. Меч следующего всадника вонзился в его живот и жестоко распорол его до верха. На Ци Вае не было ничего похожего на доспехи, только несколько слоев одежды от холода. Этот удар отнял у него жизнь, отправил через двери смерти в долгую ночь.

Двери хранилища позади его тела взломали, занялись грабежом, но было очень темно, и в конце концов большинство из хранящихся там предметов, опись которых в течение нескольких лет старательно составили Ци Вай, сын Ци Ляо, и его жена, поэтесса Линь Шань, увезли на север, в степи, вместе со многими другими вещами и многими людьми, образовавшими страшную процессию.

Существует много способов прожить жизнь. Его жизнь совсем не была выдающейся, но он внес настоящий вклад, принес пользу государству, империи, а это больше, чем когда-либо совершил любой член императорского клана. Он был эксцентричным, но не покрыл себя позором. И то, как он умер, делало ему честь, когда Ханьцзинь пал под натиском алтаев. Его не погребли, как положено. Никто из них в ту ночь не был погребен – там появилось много призраков.

Как и в случае с духом на острове Линчжоу, Лу Чэнь был единственным в поместье «Восточный склон», который видел там призрака.

Поэт с самого начала считал, что эта девушка забрала или перехватила его собственную смерть, когда они ждали весны и освобождения гор от снега, чтобы вернуться домой из ссылки.

Он редко видел ее призрак, обычно на крыше главного дома, дважды у ручья на восточном краю поместья, когда собирался идти домой в сумерках и поднимался со своей любимой скамейки под деревом. А один раз – в кабинете, в канун нового года, когда пал Ханьцзинь.

Свечи и лампы замигали все сразу. Одна свеча погасла. Он поднял взгляд и увидел ее в противоположном конце комнаты рядом с тонкой струйкой дыма от погасшей свечи. Всего мгновение она смотрела на него, потом вспыхнула и исчезла. Ее взгляд сказал ему, что на этот раз ее присутствие является неким посланием. Его сразу же охватила уверенность в том, что именно она приходила ему сообщить.

Они знали, что происходит на севере. Знали, что Синань пал и что Еньлин и Ханьцзинь в осаде. Друзья, те, кто еще не убежал в их края, присылали письма, предостережения, жалобы.

Духи перемещаются быстрее. Большинство духов не отличаются доброжелательностью. Он знал (был совершенно уверен), что этот дух благосклонен к ним.

Ему показалось, что снаружи стало темнее. До этого момента он работал с бумагой и кистью. Больше он в те зимние сумерки ничего не написал. Он пошел искать брата.

Они встречали новый год. Конечно, встречали. Он опоздал, его сын уже собирался идти за ним. В поместье «Восточный склон» праздновали тихо, не так как в городах или даже деревнях.

В самом Ханьцзине император обычно возглавлял большую процессию к храму Добрых предзнаменований, где совершались обряды обновления под аккомпанемент придворных музыкантов. Потом император возвращался во дворец, и начинались фейерверки и парады, освещаемые круглыми красными бумажными фонарями. Повсюду встречались уличные артисты и люди в громадных масках драконов. Люди заполняли улицы и всю ночь радостно приветствовали новый год.

Поэт остановился в дверях своей гостиной. У него не было вестей ни от какого земного источника. Только это внутреннее ощущение, посланное из мира духов. Было бы неправильно, как решил он, несправедливо испортить этим настроение его домашним.

Ему удалось улыбнуться, прося прощения за опоздание. Он знал, что его простят, они к этому привыкли. Он был человеком, который мог весь день посвятить словам. Он посмотрел на жену, на свою семью и семью брата, на собравшихся слуг и работников фермы, многие из них хранили им верность в годы лишений. «Здесь они в безопасности, – подумал он. – Конечно, в безопасности».

Он улыбнулся людям, которых любил, но на сердце у него, как на дне озера, лежал тяжелый камень, когда год закончился и год начался.

В ту самую ночь из леса возле Ханьцзиня на юг выехал маленький отряд, увозя с собой принца Катая.

Все ночь небо было затянуто тучами, и утром опять пошел снег. Цзыцзи предлагал разбить отряд на две половины, одну половину отправить на юго-запад, другую – на юго-восток, чтобы разделить силы преследователей. Дайянь не согласился: это ослабит и их самих, и они окажутся слишком малочисленными, какого бы размера отряд ни отправили в погоню. Лучше держаться вместе.

Они не сомневались, что их будут преследовать, и скакали так быстро, как только могли. Принц Чжицзэн пока не создавал им трудностей, вероятно, он устанет позже. Он был напуган больше («Сейчас это ясно видно», – подумал Дайянь), чем тогда в юрте. Словно там он примирился со своей судьбой, не позволял себе думать об освобождении, а теперь он мог бы…