Гай Гэвриел Кей - Звездная река

– Там будут часовые. Тебе придется меня нести. Я ранен, мой конь убит, я упал, ты несешь меня обратно. Сможешь меня нести?

Цзюньвэнь кивнул. Он смог бы сделать все, о чем попросит его этот человек.

– Можешь заставить их поверить, что мы – степные всадники?

– Да, – шепотом ответил Цзюньвэнь. – Я не боюсь.

Командир Жэнь Дайянь сжал плечо Цзюньвэня. И сказал едва слышным шепотом:

– Ты хороший воин. Проведи нас через внешние посты и иди дальше, пока они уже не смогут тебя видеть. Мы это сделаем, вдвоем с тобой.

«Вдвоем с тобой». Кан Цзюньвэнь не понимал, о чем он говорит, но это не имело значения. Его назвал хорошим воином командир, он прославит имя своей погибшей семьи. Сердце его было полно радости и гордости. Они вытеснили страх. Он перебросил Жэнь Дайяня через плечо, словно нес мешок зерна нового урожая у себя на ферме. Постарался быть осторожным с луком и мечом командира и со своим собственным мечом (он не стрелял из лука).

Сначала он слегка зашатался, но потом шагал более уверенно.

Пройдя примерно пятьдесят шагов, приближаясь к лагерным кострам, он принял решение. Он не стал ждать, когда его окликнут часовые. Он крикнул на языке степей, со своим сяолюйским акцентом:

– Вы там? Посветите нам! Человек ранен.

– Здесь нет огня, дурак! – ответил голос грубо, но в нем не было подозрения. Зачем и каким образом мог кто-то из этих беспомощных, побежденных катайцев оказаться здесь? Караульный был из сяолюй, судя по голосу, и речь Цзюньвэня не вызвала подозрений.

– Где шаманы? Их юрты? – задыхающимся голосом спросил Цзюньвэнь, словно из последних сил. Он увидел впереди фигуры караульных с короткими степными луками в руках. Подошел ближе.

– Вон там, прямо. У них знамя с лебедем. Ты его увидишь. Как там дела? – в голосе звучала зависть, он был не вполне трезвым, этот человек, пропустивший кровавую радость завоевания.

– Да мы туда и не добрались, – резко бросил Цзюньвэнь. – Мне приказали отнести его назад. Со мной-то все в порядке, но оба наших коня пали.

– Ублюдки по-прежнему пускают в ход эти мечи? – спросил второй караульный. Этот был из алтаев.

– Я не видел. Но местность плохая.

– Тогда неси его в лагерь. Знамя с лебедем. Не повезло ему.

– Это мне не повезло, – ответил Кан Цзюньвэнь и пронес своего командира и воспоминание о своем отце во вражеский лагерь, испуганный и дерзкий, полный горя и гордости.

Его жизнь началась, когда он в первый раз это сделал, так думал Дайянь. Он обошел юрту пленника сзади, держась подальше от костра, и убил последнего караульного стрелой в горло (надо стрелять в горло, чтобы человек не издал предсмертного крика).

Он думал о дороге к деревне семьи Гуань. Ему было пятнадцать лет. Он вспомнил в зимнюю ночь в лагере варваров, что он тогда чувствовал, шагая в лес, оставив все позади. Казалось, что он находится вне собственного тела и смотрит на себя, идущего туда.

Опасно так отвлекаться, жить одновременно в этот момент и в прошлом. Зима в Ханьцзине и весна в Сэчэне. «Мозг, – думал он, бесшумно возвращаясь туда, где его ждал Цзюньвэнь, – иногда работает странно». Запах или образ может вернуть тебя на много лет назад.

По заснеженной земле дорогу им стремительно перебежала лиса.

Он был уверен, что это лиса, даже в темноте, при свете одного сторожевого костра, горящего перед юртой. Сердце его стремительно забилось. Он ничего не мог с этим поделать. Лиса не прервала свой бег, она только… позволила себя увидеть. Он почувствовал, что вытатуированные на спине слова жгут его, как огонь.

Он заставил себя не обращать внимания. Ни на что. На прошлое. На послание, если это было послание. Мир духов всегда рядом. Иногда ты его видишь, осознаешь его присутствие, но он всегда тут.

Он тронул спутника за руку. Цзюньвэнь не подскочил и не вздрогнул. Только обернулся, готовый ко всему. Хороший воин, Дайянь и раньше это знал. Он ему сказал об этом. Этот человек действительно ненавидел степных всадников. Дайянь не знал, почему, и не спрашивал, но это не имело значения. Вероятно, что-то связанное с семьей. Ненависть бывает полезной. Она может стать стимулом.

Дайянь свернул в сторону, Цзюньвэнь за ним. Снег все еще шел, ложился тонким слоем на землю. Вокруг них раздавались какие-то звуки, но их было немного и не слишком близко. Немного всадников осталось в лагере. Караульные по периметру, возле этой юрты в глубине лагеря должны быть другие – там хранят собранные сокровища.

Кто бы захотел, чтобы его здесь оставили? Сегодняшняя ночь была жестокой, кровавой кульминацией. Они пробыли здесь долго, привязанные к одному месту.

В городе будет много жестокости. Люди будут умирать некрасивой смертью, будут происходить и другие вещи. «Ненависть может стать сильным стимулом», – опять подумал Дайянь. И все же необходимо действовать очень точно. У него есть причина здесь находиться. Катаю нужно жить дальше после этой ночи.

Позади юрты было очень темно. Мертвый человек лежал на снегу. Наученный годами жизни на болотах, Дайянь выдернул стрелу из горла всадника. Никогда не оставляй стрелы, если этого можно избежать. Он увидел, как Цзюньвэнь оттащил тело от костра перед юртой подальше в темноту. Хорошая мысль. Он выдернул стрелу из этого трупа тоже. И подошел к юрте.

Вполне возможно, что в юрте находится еще один охранник. Дайянь вытащил меч и сильным ударом распорол плотную ткань, держа меч двумя руками. После чего протиснулся внутрь через прореху, готовый убить снова.

Одна низкая жаровня, очень мало света. Достаточно после темноты снаружи. Здесь только один человек. Он быстро встал с лежанки на земле. Его лицо было изумленным, но – что хорошо – не испуганным. В юрте не горел костер, было холодно. Две маленьких миски рядом в тусклом свете жаровни, грубая лежанка, ведро для ночных отходов. Больше ничего. Это было неправильно, это было совершенно неправильно.

Дайянь упал на колени. Он тяжело дышал. Избыток эмоций. Он опустил голову. Цзюньвэнь вошел внутрь через прореху с мечом в руке. Солдат на мгновение застыл – он не знал, что им здесь предстоит сделать, – потом и он тоже опустился на колени, выпустил из руки меч и прижал лоб и ладони к земле.

– Господин принц, – произнес Жэнь Дайянь. – Мы пришли за вами. Простите меня, но мы должны уйти быстро, и это будет трудно.

– Мне нечего прощать, – ответил катайский принц Чжицзэн, единственный сын отца-императора – единственный прямой наследник Трона Дракона – не попавший в ловушку в Ханьцзине.

Его волосы были уже распущены, он собирался ложиться спать. Он вытерпел, когда они помогли ему снять тунику, чтобы сделать похожим на них, на степного всадника в ночи. Поколебавшись, он сам натянул сапоги. Но мгновение Дайяню захотелось ему помочь, но он сдержался. Он дал принцу кинжал. У него был всего один меч.