Гай Гэвриел Кей - Звездная река

Они вышли из восточного туннеля после того, как вместе навалились на тяжелую деревянную дверь, сбрасывая с нее землю. И оказались в бамбуковой роще под весенней луной. Они закрыли люк в земле, снова тщательно его прикрыли, вернулись обратно в Ханьцзинь и вошли в городские ворота. Ворота тогда еще были открыты, все входили и выходили, ночью было светло, как днем. По крайней мере, так писали поэты, допуская преувеличение. Женщины и торговцы едой окликали их, кто-то выдыхал огонь, у кого-то плясал ученый гиббон.

Выход из южного туннеля оказался более заметным – он находился так же далеко, его можно было использовать, но он был на открытом месте. Судья догадался, что, когда строили эти туннели, на этом месте рос лес.

Теперь он повел Шань вверх по лестнице, а потом внутрь заброшенного строения рядом с чайной. Когда-то здесь жила певица. Ценная собственность, так близко от больших ворот. Они уже взломали замок входной двери. Внутри было темно; вместо одного факела зажгли три, каждый из мужчин нес по факелу. Они прошли в заднюю часть дома и спустились на один лестничный пролет, осторожно.

– Здесь сломана ступенька, – сказал он, и Шань схватилась рукой за его плечо и перешагнула сразу через две ступеньки. Спустившись вниз, они прошли по коридору, повернули за угол и подошли к двери, которую обнаружили они с Цзыцзи вскоре после того, как впервые приехали в Ханьцзинь, столицу, центр мира.

– Идти далеко, – предупредил он ее и двух других, которые тоже не знали про этот туннель. – Выход на поверхность далеко от стен и от Халцедоновой рощи. Нам придется иногда пригибаться, поэтому берегите головы, но с воздухом здесь все в порядке. Я уже один раз прошел здесь.

– Кто его построил? Когда? Как ты его нашел? – спросила Шань, и он вдруг понял: ему нравится то, что она задает вопросы, хочет знать.

– Я тебе расскажу по дороге, – ответил он. – Мин Дунь, запри на засов дверь изнутри, когда мы войдем. – Дунь был тем человеком, на которого он мог положиться.

Пока они шли, он рассказывал. Иногда мужчинам (или женщинам) необходимо слышать голос идущего впереди человека. «Вести за собой людей можно по-разному, – подумал он, – подвести их возможностей еще больше».

Дайянь вспомнил, как Цзыцзи считал шаги в тот первый раз. Первый раз самый трудный в подобных предприятиях. Теперь он знал, что у тоннеля есть выход. Только не знал, что они найдут, когда поднимутся наверх.

Крик совы немного подбодрил его, но это была ночь хаоса и насилия, конца мира, и глупо было желать уверенности. Он знал, что над ними алтаи и в городе начались пожары.

Он некоторое время поддерживал ее под локоть, потом туннель сузился, и им пришлось идти гуськом. Он шагал быстро, разговаривая на ходу, за ним шла Шань, потом два солдата.

Он бежал от разграбления Ханьцзиня, а ведь именно ему поручили командовать в городе. Он боролся со стыдом, как мог, но ему было трудно. Если бы он был моложе, то мог бы дать клятву отомстить и воздать врагам по заслугам. Он помнил свои клятвы у семейного алтаря в Шэнду, когда был уверен, что его никто не слышит. Реки и горы, клятва вернуть потерянное. Мальчик, говорящий со своими предками, позаботившись о том, чтобы старший брат его не слышал.

Клятва – ничто, поступок – все. И ты можешь потерпеть неудачу. «Люди чаще терпят неудачу, чем наоборот», – подумал он.

Его пригласили во дворец несколько дней назад, чтобы он стал человеком, который убьет Кай Чжэня.

Он отказался. Когда настал момент, он обнаружил, что такой поступок не для него, это не в его характере. Если император Катая решил казнить своего первого министра за плохой совет, данный его отцу (потакая желаниям отца), то это право императора и долг. Есть люди, которым платят за осуществление казни с помощью меча, удавки, другими способами.

Он не оплакивал первого министра. Не в этом дело. «Интересно, кто станет преемником Кай Чжэня», – подумал он, а потом с горечью понял, что это, наверное, неважно.

– Полагаю, – сказал он, – двести лет назад вспоминали о восстаниях. И хотели устроить пути выхода их города.

– Есть и другие такие же туннели? – спросила Шань. Голос ее звучал ровно.

– Мы нашли еще один. Но выход из него теперь на открытом месте.

– А этот?

– Увидишь. Уже не очень далеко. Я обещаю.

– Со мной все в порядке, – сказала она.

Они шли молча.

Он прочистил горло.

– Ци Вай не захотел уйти?

– Он не может. Он охраняет коллекцию. Нашел меч.

– Ему это не удастся. Ты это понимаешь.

– Он тоже понимает. – Она помолчала. – Он сказал, что это его жизнь.

– Понятно, – ответил Дайянь, хотя и не очень понял.

– Иногда мы не хотим пережить некоторые потери, – сказала Шань.

Он это обдумал.

– Наши жизни… – начал он и умолк.

– Продолжай, – сказала Шань.

Их шаги в туннеле, свет факелов на стенах и балках. Наверняка при строительстве этого туннеля погибли люди. Он гадал, слышит ли она шуршание крыс за их голосами. «Вероятно, да», – решил он.

Он вздохнул.

– Наши жизни принадлежат не только нам.

Она помолчала, шагая позади него, потом спросила:

– Дайянь, что ты планируешь сделать сегодня ночью?

Она его поражала. С того первого вечера в ее доме, среди бронзовых сосудов и фарфора, она его поражала.

«Ты знаешь, что я тебя люблю», – хотелось ему сказать, но он слишком заботился о ее репутации, ведь за ними шли два человека. А если бы он это сказал, она бы еще больше убедилась, что он задумал нечто опасное.

Туннель начал подниматься вверх.

– Мы на месте, – сказал он, не отвечая на ее вопрос и зная, что она это поймет.

«Тот, кто построил этот туннель, – думает Шань, – очень хорошо умел планировать». В конце его стоит каменная скамья, на которую можно встать, и даже есть скобы в укрепленных каменных стенах для факелов, чтобы несущие их люди могли вставить их туда и навалиться руками и плечами на люк, открывающийся в мир над ними.

Ей нравится видеть доказательства предусмотрительности. Это внушает уверенность. Это указывает, что не все, что делают мужчины и женщины, обязательно будет небрежным, неопределенным, плохо продуманным. Возможно, сегодня ночью, этой зимой, в канун этого нового года, ей необходимо найти или увидеть доказательства порядка и разума.

Она ощущает тревогу и страх. Дайянь намеревается предпринять еще что-то, кроме побега, но она не знает, не может знать, что именно. Она как будто спала, выключилась из жизни после смерти отца. Как будто закрыла глаза и отрицала происходящее, как делают маленькие дети. Она помнит, что сама так делала в детстве. Если ты не видишь человека – или какого-то призрака, шаркающего ногами в темноте, – то он тебя не найдет.

Дайянь два раза стучит в люк над головой, стоя на скамье. Он толкает его вверх двумя руками, сильно, но люк поддается легче, чем он ожидал. Она слышит его проклятие, и одновременно ее сердце сжимает дурное предчувствие.