Лора Таласса - Война

Всадник молча оборачивается к руинам Ашдода, обращая к ним раскрытую ладонь. Его рука начинает мелко дрожать, скрытые доспехами мышцы напрягаются. Он медленно, словно тяжелую ношу, поднимает руку все выше и выше.

Я вглядываюсь в восторженные лица. Да что тут творится?!

Целую минуту вокруг все тихо и спокойно. А затем я чувствую…

Земля начинает дрожать. Сперва едва заметно – я даже подумала, что померещилось, – затем все сильнее. Мелкие камушки подбрасывает вверх.

Война сидит верхом на Деймосе, рука воздета, выражение лица непроницаемо. Дрожь пробегает по моей спине. Что-то происходит… Земля покрывается трещинами. Солдаты отшатываются, отпрыгивают в сторону. А потом…

Земля приходит в движение – не просто раскалывается, а именно движется. Она будто живая, и я не понимаю, в чем дело, пока из-под земли не поднимается иссохшая рука.

– О боже! – выдыхаю я.

Это восстают мертвые.

Истории не лгали – те, что пришли с востока, те, что о востоке рассказывали.

Мой взгляд мечется по земле. Повсюду восстают мертвецы. Десятки, сотни… Поле под моими ногами покрыто множеством безымянных могил, из них поднимаются давно почившие. Часть из них уже превратилась в скелеты, у других на костях еще остались ошметки плоти. Выбравшись на поверхность, мертвые поворачиваются к Ашдоду.

Меньше минуты спустя до нас доносятся первые далекие крики. Боже, в городе еще остались люди!.. Ужасная правда проникает в мое сознание. Парализующая правда. Мертвые убивают тех, кто еще остался в живых. Вот почему до нас доходили только слухи о городах, которые сровняли с землей. Война не оставляет выживших, и некому предупредить о его прибытии.

Я проталкиваюсь мимо солдат, прохожу мимо всадников Фобоса. Передо мной дорога в Ашдод, она тянется до самых его стен. Ноги подгибаются, когда я поднимаю глаза и вижу полыхающий город, захваченный зомби.

Я смотрю на Войну, замершего с простертой рукой. Он начал все это одним взмахом руки. Ноги сами несут меня к нему. Фобосы на лошадях преграждают мне путь.

– Господина нельзя тревожить.

Война поворачивается к нам, в его глазах плещется тьма. Он опускает руку, но крики не стихают.

– Jehareh se hib’wa , – произносит он.

Пропустите ее.

Я проталкиваюсь мимо Фобосов, чувствуя на себе взгляд Всадника.

– Останови это, – прошу, оказавшись рядом с ним.

С непонятным выражением лица он долго смотрит на меня. Затем отворачивается, устремив взгляд на город. Вот и ответ, он читается в каждой линии его тела.

Нет.

– Останови! – повторяю громче. – Прошу. Это не война.

Это истребление.

Голос Всадника гремит, как раскаты грома:

– На то воля Божья.

Приходится ждать, пока все не закончится. Происходит это чудовищно быстро. Очевидно, мертвые непобедимы – если противник уже мертв, остановить его невозможно. Вскоре крики напоминают не отдаленный хор, а шепот, потом и вовсе стихают. Вокруг что-то меняется. Неуловимо, не могу сказать, как именно, но становится легче. Может быть, общее напряжение спадает? Толпа постепенно приходит в себя. Война опускает руку и поворачивает коня прочь от города, ко мне.

Он останавливается рядом и протягивает руку. Ту же, которой только что поднимал мертвых из могил.

– Aššatu , – зовет он.

Жена.

Ясно, что он собирается опять затащить меня на коня и отвезти в лагерь. Я отшатываюсь и поднимаю глаза, чтобы встретиться со Всадником взглядом.

– Ненавижу тебя, – говорю я тихо. Кровь стучит в висках. – Наверное, я ненавижу тебя больше, чем кого-либо в своей жизни.

Клянусь, на миг Война становится… растерянным. Я делаю шаг назад, и Всадник опускает руку. Медлит еще немного, и я снова чувствую его глубокое сомнение. Несмотря на то, что Война якобы многое знает о людях, с одним он справляться не научился – с нашим настроением.

Он в последний раз окидывает меня тяжелым взглядом и выезжает вперед, чтобы возглавить армию. Наверное, решил, что я вместе с его воинами пойду в лагерь пешком. Но нет. Я статуей застываю на месте, наблюдая, как воины уходят той же дорогой, что пришли сюда. Оборачиваюсь к горящим руинам Ашдода. Сердце сжимается. Иерусалим в последние минуты выглядел так же? Если бы я стояла тогда на Масличной горе и смотрела на родной город, он был бы он таким же тихим, замершим, мертвым?

Дрожа, делаю несколько шагов в сторону города. Возможно, это мой шанс. В городе наверняка найдутся велосипеды, лодки, еда. Я смогу вооружиться, собраться в дорогу и сбежать. Быстро обернувшись, проверяю, не ищут ли меня. Но нет, никто даже не обернулся мне вслед.

Почему меня не пытаются остановить? Тревожная мысль вспыхивает в сознании, и я вновь поворачиваюсь к Ашдоду. Делаю еще несколько шагов по дороге и решаю: нужно торопиться, если я действительно хочу бежать. Война наверняка вернется за мной, и можно только вообразить, как он будет зол. Подгоняемая этой мыслью, бегом направляюсь к городу.

Над улицами Ашдода кружит пепел, пахнет дымом и горелой плотью.

Как в тех историях… Теперь я их понимаю. Улицы, заваленные костями; кладбища, засеянные, подобно полям, но не семенами, а трупами. Наклонившись, подбираю бедренную кость скелета, который лежит на дороге. Перебив всех, кто оставался в городе, мертвецы вновь превратились в прах. Холодок пробегает по спине, когда я замечаю трупы тех, кто погиб сегодня, и останки тех, кто умер давно.

Так, теперь нужно найти велосипед.

Рыскаю по улицам, ищу уцелевшие велосипеды, стараясь не пугаться жуткой тишины. Я так увлечена поисками, что едва не пропускаю тихие шаги за спиной. Оборачиваюсь, но уже слишком поздно.

Огромный мужчина всего в нескольких метрах от меня. Он мчится ко мне, занеся над головой меч. У меня считаные секунды, чтобы достать оружие. Он обрушивает меч на меня, и я вскрикиваю, отражая атаку. Его меч ударяет о мой, более короткий. Чтобы не подпускать противника слишком близко, приходится держать оружие обеими руками.

Я смотрю мужчине в глаза. Вот черт! Они стеклянные, как у куклы, и слегка затуманенные. Но хуже всего то, что в глубине глаз ничего нет – ни разума, ни любопытства, ни личности. Человеческая душа существует, обязана существовать, но глаза этого человека искра жизни уже покинула.

Пинаю противника ногами, отталкиваю его и выигрываю несколько драгоценных секунд. Теперь я могу его рассмотреть: не только глаза мужчины кажутся неправильными. Он истекает кровью – на животе у него большая рана, кожа стала пепельно-серой. Этот человек сражается, но нет никаких сомнений: он мертв.

Успеваю снять лук с плеча, прежде чем зомби снова бросается в атаку. Стрелы гремят в колчане, я выхватываю их одну за другой. Чувствую себя идиоткой. Я пришла сюда, уверенная, что действие магии, с помощью которой Война поднимал мертвых, закончилось. Как можно было так ошибиться? Вероятно, я заслуживаю подобной смерти.