Рик Риордан - Магнус Чейз и боги Асгарда. Меч Лета

Мимо промелькнула валькирия, и передо мной нарисовались блюдо с едой и кубок. На блюде дымились куски мяса – какого именно, точно сказать я не мог, но пахло божественно. Сбоку ещё лежали картошка с подливкой и куски хлеба с маслом.

– Какого зверя я ем?

Сэм вытерла рот тыльной стороной ладони:

– Его зовут Сэхримнир.

– Ну, вы даёте! И еда с именем? Я не желаю знать, как зовут мой ужин. Вот картошка – её типа зовут Стив?

Сэм закатила глаза:

– Да нет же, дурачок. Картошку зовут Фил. А вот хлеб зовут Стив.

Я ошалело уставился на неё.

– Шучу, – тут же успокоила меня Сэм. – Сэхримнир – это волшебный зверь Вальгаллы. Его каждый день убивают и съедают за ужином. Зато каждое утро он воскресает – и снова как новенький.

– Да уж, не повезло зверюге. Но кто это? Корова, свинья или…

– Это то, чего ты сам хочешь. У меня вот говядина. А другие части туши – это курица или свинина. Я свинину не ем, но есть любители.

– А если я вегетарианец? Если я фалафеля хочу?

Сэм помертвела:

– Это ты пошутил?

– Почему сразу «пошутил»? Я люблю фалафель.

Её плечи облегчённо обмякли:

– Ладно, если тебе нужен фалафель, тогда закажи кусок из левого бока. Там сыр тофу и соевый творог. Его приправят по твоему вкусу.

– То есть у вас тут волшебный зверь с грудинкой из тофу?

– Это Вальгалла, рай для воинов на службе у Одина. Что бы ты ни выбрал – у еды будет совершенный вкус.

Мой живот урчал уже совсем нетерпеливо, поэтому я принялся за еду. В соусе очень правильно сочетались сладкое и солёное. Хлеб был как тёплое пушистое облако, сдобренное маслом. И даже Фил-картошка оказался на высоте.

Я не большой любитель молока коз-на-свободном-выпасе, и мне поначалу не очень хотелось пробовать мёд. Но напиток в моем кубке больше напоминал сидр с пузырьками, и я решил, что рискну.

Я отпил глоток. Питьё оказалось сладким, но не чересчур. Прохладным и успокаивающим. И с нотками, которые я не сумел толком распознать: то ли чёрная смородина, то ли мёд, то ли ваниль. В общем, я осушил кубок одним глотком.

И внезапно у меня внутри словно вспыхнуло пламя. Нет, это было не как от алкоголя. (Да, алкоголь я пробовал – и меня стошнило. А потом попробовал ещё раз, и меня опять стошнило.) От этого напитка не кружилась голова, не подступали дурнота и сонливость. Скорее он действовал как ледяной эспрессо, но без горького привкуса. Мёд пробудил меня, согрел, придал уверенности – и всё это без бешеного сердцебиения и вспышек раздражительности.

– Годная штука, – признал я.

Валькирия спикировала ко мне, наполнила кубок и умчалась.

Я покосился на Сэм. Та стряхивала с платка хлебные крошки.

– А ты тоже прислуживаешь на пиру?

– Естественно. У нас дежурства. Это большая честь – служить эйнхериям.

И она ведь даже не прикалывалась.

– А много тут валькирий?

– Сколько-то тысяч, наверное.

– А эйнхериев?

Сэм надула щёки:

– Получается, десятки тысяч. Это ведь только первая смена, молодёжная. Потом ещё две, взрослая и возрастная. В Вальгалле пятьсот сорок дверей. Из каждой на битву выйдет восемьсот воинов. Итого четыреста тридцать две тысячи эйнхериев.

– Где столько тофу-то взять?

Сэм пожала плечами:

– Мне лично кажется, что цифра сильно завышена. Но точная статистика известна лишь Одину. В любом случае, когда грянет Рагнарёк, нам понадобится большое войско.

– Рагнарёк, – эхом откликнулся я.

– Гибель Богов, – объяснила Сэм. – Когда все Девять миров сгинут в великом пожаре, а воинства богов и великанов сойдутся в последней битве.

– А, в этом смысле. – Я обвёл взглядом ораву воинов-тинейджеров. И вспомнил свой первый день в средней школе Аллстона – за несколько месяцев до того, как не стало мамы и моя жизнь пошла наперекосяк. Нас было тысячи две. В коридорах от кабинета до кабинета царил абсолютный хаос. Школьная столовка напоминала аквариум с пираньями. Но до Вальгаллы средней школе всё-таки далеко. Я указал на почётные места: – А кто вон те красавчики? Они не староваты для первой смены?

– Я бы не стала называть их «красавчиками», – заметила Сэм. – Это таны, владыки Вальгаллы. Каждый из них персонально приглашён за этот стол самим Одином.

– Значит, пустой трон…

– …это трон Одина, да. Но он… он давненько не наведывался на пиры. Вместо него вороны – они всё подмечают и ему докладывают.

Эти вороны с глазами-бусинами, честно говоря, меня напрягали. По-моему, они всё время косились именно на меня.

Сэм указывала на сидящих справа от трона:

– Это Эрик Кровавая Секира. А это Эрик Рыжий [29] Оба Эрика – весьма заметные персоны в мире викингов. Эрик Кровавая Секира (около 885–954) – любимый сын одного из самых прославленных норвежских конунгов, Харальда Прекрасноволосого, объединителя Норвегии. Эрик, как и его отец, побывал в должности конунга, а потом сделался и королём Нортумбрии (одного из королевств на территории современной Великобритании). Однако Эрик Кровавая Секира недаром получил своё прозвище – слишком он был крут нравом и воинствен. В итоге Эрик погряз в междоусобной вражде и погиб во время смуты в Нортумбрии. Эрик Рыжий (950—1003) тоже был вояка хоть куда, но прославился скорее как мореплаватель – в самом конце X века он основал первую колонию в Гренландии. .

– Похоже, тут перебор Эриков.

– А вон там Лейф Эрикссон.

– Ого! А где его бронзовый лифчик?

– Будем считать, я не слышала. Потом сидит Снорри [30] Без Снорри Стурлусона в нашей истории просто никак. Именно Снорри поведал нам и об Эрике Кровавая Секира, и о скандинавских богах, и о валькириях, и о многом из жизни викингов. Это исландский скальд (то есть поэт) и прозаик, а также политик, живший в XIII веке. Снорри написал «Младшую Эдду» – важнейший источник по скандинавской мифологии и одновременно поэтический учебник, а также толстенную книгу «Круг земной» – историю Норвегии с древнейших времён до 1177 года. . Дальше – наша очаровашка Гунилла. Потом лорд Нельсон [31] Адмирал Горацио Нельсон (1758–1805) – знаменитый английский флотоводец. Англичане страшно им гордятся, поскольку Нельсон в пух и прах разбил флот Наполеона в Трафальгарском сражении (1805), которое считается одним из самых важных в истории европейских парусных флотов. Правда, сам адмирал в битве при Трафальгаре был смертельно ранен. Зато, как мы видим, его избрали для Вальгаллы, а благодарные соотечественники воздвигли ему памятник в самом центре Лондона – на Трафальгарской площади. и Дэви Крокетт [32] Про Дэви Крокетта (1786–1836) американцы знают в основном из фольклора: про него есть песни, книги и фильмы, а при жизни его прозвали «Королём Дикого Фронтира» (фронтир – это граница освоенных территорий на Диком Западе: ведь изначально Соединённые Штаты занимали лишь узкую полоску земли вдоль Атлантического побережья и постепенно расширялись на запад и на юг). Вероятно, авантюрист Дэви Крокетт, в понимании Магнуса, смотрится немного странно в компании таких пафосных фигур, как Нельсон, Снорри и двое Эриков. .