Хлоя Гонг - Эти бурные чувства

– Хватит, хватит, – оборвал его отец Алисы. В его тоне звучало раздражение, он был рассержен тем оборотом, который принял разговор. – Я не желаю слушать эту чушь о каком-то чудовище. Если это все, то я буду с нетерпением ждать нашей следующей встречи.

Хмурясь, Алиса побежала по балкам, глядя на уходящих китайцев. Ей уже исполнилось двенадцать лет, но она была мелкой и вечно пряталась в тени, словно дикий грызун. Когда дверь внизу закрылась, она перепрыгнула с одной потолочной балки на другую, пока не распласталась на последней из них прямо над китайцами.

– Видно, что он боится, – тихо заметил один из них.

Другой цыкнул на него, но слова уже были произнесены и превратились в острые стрелы разрушения, пронзающие комнату. Китайцы плотно запахнули свои куртки и покинули жаркий лабиринт, который представляло собой жилище Монтековых. А Алиса осталась наверху, в своем уголке.

Страх . А она-то думала, что ее отцу давно уже неведомо это чувство. Страх – это для тех мужчин, у которых нет пистолетов. И для людей вроде нее, Алисы, маленьких, худых и все время озирающихся по сторонам.

Если господин Монтеков боится, то правила начинают меняться.

Алиса спрыгнула с потолка и пустилась бежать.

Торопливо выйдя в коридор, Джульетта уже знала, что она опоздала.

Отчасти в этом была виновата служанка, которая вовремя не разбудила ее, а отчасти она сама, поскольку не смогла встать на рассвете, как делала каждый день с тех пор, как вернулась в Шанхай. Эти короткие минуты, когда небо начинало светлеть – и до того, как пробуждались остальные домочадцы, – были самыми безмятежными в этом доме. Это было ее любимое время, ибо только, встав рано, она могла, выйдя на балкон, подышать холодным воздухом и насладиться полной тишиной. Могла пройти по дому так, чтобы ей никто не докучал, впорхнуть на кухню, раздобыть у поваров все, чего ей хотелось, и сесть на то место за пустым обеденным столом, куда она пожелает. А если она завтракала достаточно быстро, ей даже удавалось провести немного времени в гостиной, распахнув окна и слушая утреннее пение птиц. В те же дни, когда у нее не получалось встать рано, она была вынуждена, кипя от раздражения, сидеть за завтраком вместе с остальными обитателями дома.

Остановившись перед дверью кабинета своего отца, Джульетта тихо выругалась. Сегодня дело было не только в том, чтобы избежать общения с родней, она хотела поприсутствовать на одной из встреч ее отца.

Дверь быстро отворилась, и Джульетта сделала шаг назад, пытаясь вести себя как ни в чем не бывало. Да, я определенно опоздала.

– Джульетта. – Господин Цай смотрел на нее, хмурясь. – Зачем ты встала в такую рань?

Джульетта сложила руки под подбородком – сама невинность.

– Я слышала, что к нам прибыл уважаемый гость и подумала, что мне надо выразить ему почтение.

Этот самый гость насмешливо поднял бровь. Он был националистом, членом Гоминьдана, однако трудно было определить, насколько он уважаем, поскольку сейчас он был одет в европейский костюм, а не в военную форму Гоминьдана со знаками отличия на воротнике. Алая банда поддерживала дружеские отношения с националистами – с Гоминьданом – с тех самых пор, как эта партия была учреждена. В последнее время эта дружба окрепла, что было обусловлено необходимостью бороться с усилением «союзников» Гоминьдана – коммунистов. Джульетта вернулась домой всего неделю назад, но за это время она стала свидетельницей по меньшей мере пяти встреч отца с разными представителями Гоминьдана, которые вели себя нервозно и требовали поддержки Алых. Всякий раз она приходила на эти встречи слишком поздно и потому не заходила в кабинет, чтобы не ставить своего отца в неловкое положение. Вместо этого ей приходилось стоять под дверью в надежде разобрать хотя бы обрывки ведущихся в кабинете бесед.

Националисты боялись, это было ясно. Растущая Коммунистическая партия Китая поощряла вступление своих членов в Гоминьдан, чтобы продемонстрировать свое сотрудничество с националистами, однако такое сотрудничество выливалось в растущее усиление коммунистов внутри Гоминьдана, которое начинало угрожать ему. Об этом говорили по всей стране, но особенно в Шанхае, этом средоточии беззакония, где администрации то появлялись, то умирали.

– Это очень любезно с твоей стороны, Джульетта, но господину Цяо надо ехать на другую встречу.

Господин Цай сделал знак слуге проводить националиста. Господин Цяо вежливо приподнял свою шляпу, и Джульетта натянуто улыбнулась, подавив вздох.

– Возможно, следовало бы позволить мне поприсутствовать хотя бы на одной из твоих встреч, Bàba, – сказала она, как только господин Цяо вышел за дверь. – Ты же должен обучать меня.

– Я могу учить тебя не спеша, – ответил господин Цай, покачав головой. – Пока тебе лучше не влезать в политические дела. Политика – скучная штука.

Но влезать в политические дела было необходимо, особенно сейчас, когда Алая банда тратила столько времени, принимая деятелей Гоминьдана. И особенно после того, как господин Цай и глазом не моргнул, когда Джульетта рассказала ему о появлении наследника банды Белых цветов в их главном кабаре, ответив, что ему уже обо всем доложили и они поговорят об этом утром.

– Давай пойдем завтракать, – предложил он. И, положив руку на затылок Джульетты, повел ее перед собой вниз по лестнице, как будто существовала опасность, что она может сбежать. – За завтраком мы можем поговорить и о том, что произошло ночью.

– Завтрак – это чудесно, – пробормотала она. Если честно, разговоры, ведущиеся за завтраком, действовали ей на нервы. В утренних трапезах в этом доме было что-то такое, от чего она чувствовала себя не в своей тарелке. Что бы ни обсуждали ее родственники, как бы обыденны ни были темы их бесед – например рост цен на рис, – они не могли не язвить. Все их разговоры куда больше походили для позднего вечера, когда служанки уходили в свои каморки, и на полированные полы дома опускалась тьма.

– Джульетта, дорогая, ты хорошо спала? – проворковала одна из ее дальних тетушек, едва она и ее отец приблизились к столу.

– Да, Ā yí, – натянуто ответила Джульетта, садясь за стол. – Я очень хорошо спала.

– Ты опять подстригла волосы? Да, наверняка. По-моему, прежде они не были такими короткими.

Кроме того, что ее родственники отличались докучливостью, их, то приезжающих в дом Цаев, то покидающих его, к тому же было так много, что Джульетта не испытывала особых чувств ни к кому из них. Исключением были только Розалинда и Кэтлин, ее двоюродные сестры и единственные подруги. Все остальные были просто теми, чьи имена и степень родства ей нужно было помнить на тот случай, если когда-нибудь ей что-то понадобится от них. Та тетушка, которая сейчас трещала у нее под ухом, приходилась ей настолько дальней родней, что вряд ли в будущем от нее может быть какой-то толк. Непонятно, почему она вообще завтракает с ними за одним столом.