Менна Ван Прааг - Сестры Гримм

Гэррик отсылает меня прочь, как только мы доходим до мистера Пенри-Джонса, все еще лежащего на ковре и хнычущего, как маленькая девочка, держась за лодыжку. Гэррик кудахчет над богатеем, словно неврастеничная мамаша, рассыпается перед ним тысячей извинений. Я жду, пока не оказываюсь в безопасности за дверью номера 17, и только тогда смеюсь, заглушая смех с помощью фартука.

Мои мысли смущают меня, совершенно не знаю, что и думать. Это странно. В детстве я хотела одного – быть сильной. Сильнее, чем взрослые, которые окружали меня. Теперь же, когда, возможно, мне это удалось, все кажется довольно пугающим и странным.

Оставляю номер Лео напоследок, как в детстве приберегала конфеты. Отсюда я ничего не украла, но сделала кое-что похуже, поскольку нарушение неприкосновенности частной жизни – это намного худший грех, чем воровство. Я не только копалась в вещах Лео, но и читала его мысли, и некоторые из них меня сильно удивили.

Я все еще сижу на его односпальной кровати, когда в комнату вдруг входит он сам. К счастью, его дневник только что был убран мной обратно в ящик. Я вскакиваю.

– Что ты делаешь?

Удивленно уставившись на него, открываю рот.

Он смотрит на меня с любопытством.

– Ты что, крадешь?

Я хмурю брови и тут замечаю, что на кровати рядом с вмятиной, оставшейся после моих посиделок, лежит бумажник из черной кожи.

– О, нет, я… – Резко передумываю. Пусть он лучше считает меня воровкой (ведь так оно и есть), чем той, кто сует нос в чужие дела. Я просто опускаю голову и молчу.

Лео пересекает комнату в три шага, и не успеваю я сделать следующий вздох, как его губы оказываются так близко от моих, как никогда не бывал ни один мужчина с тех самых пор, когда…

– Ты не… – Он протягивает руку к моей щеке, и я вздрагиваю. Ощутив тепло его пальцев и бьющийся в них пульс, вдруг понимаю, что не боюсь. Я смотрю в его глаза, вобравшие в себя невероятное количество оттенков зеленого, и вдруг замечаю в центре радужек брызги желтизны. Солнечный свет на листве. В его глазах светится любопытство и нежность.

– Лео! Что тут происходит, черт возьми? – В дверях стоит мистер Пенри-Джонс, опираясь на позолоченную трость и оторвав от пола левую ногу, его лицо раскраснелось от ярости.

Лео опускает руку и отступает назад.

– Объясни свое поведение. – Мужчина, хромая, входит в комнату и оглядывает всю сцену: своего сына, меня, бумажник.

Я смотрю на парня, который стоит, молча уставившись на своего отца.

– Лео. – Мистер Пенри-Джонс понижает голос. – Ты что, занимался чем-то неблаговидным с этой?..

– Нет, сэр. Конечно, нет.

– Тогда что же ты делал, черт возьми?

– Спрашивал ее…

Я делаю шаг вперед.

– Он п-поймал меня, – говорю я. – Я… я… пыталась украсть бумажник.

Л ео отрицает все, говорит своему отцу, что это неправда. Они горячо спорят (отец при этом говорит громко, а сын – тихо). Я стою рядом с кроватью, глядя то на одного, то на другого, то себе под ноги, и не понимаю, зачем вообще решила сказать так. Это был глупый, глупый порыв. Знаю только одно – мне вдруг захотелось защитить Лео, чтобы отец перестал его стыдить. Наконец старший Пенри-Джонс, ковыляя, подходит к телефону и поднимает трубку.

– Я хочу поговорить с управляющим. Да, я подожду.

У меня душа уходит в пятки. Я знала, что это случится, и уже начинаю сожалеть о своем дурацком благородстве. Теперь уже слишком поздно что-либо отрицать.

Когда Гэррик даже не пытается лапать меня в лифте, я наконец осознаю, насколько тяжело мое положение. Вхожу в его кабинет первой, и он закрывает за нами дверь. Щелкает замок. Гэррик садится в стоящее за его письменным столом кресло, обитое искусственной кожей, и она скрипит. Он закидывает одну толстую ногу на другую.

– О, Голди, как же ты меня разочаровала, – театрально вздыхает управляющий, как будто судья, которому надо зачитать приговор серийному убийце. – Нуте-с… – Он откидывается на спинку кресла и, сложив пальцы домиком, прикладывает их к губам, делая вид, будто обдумывает мою участь. – Как… как же мы решим этот вопрос?

Я молчу. Нет, теперь я не стану отрицать обвинения или просить о снисхождении, это бы только ускорило дело. Гэррик опускает руки, ставит обе ноги на пол и подается вперед, при этом его потная лысина блестит, и от него начинают исходить липкие волны возбуждения.

– При обычных обстоятельствах я должен был бы уволить тебя немедля и вызвать полицию. Однако, – он делает театральную паузу, – есть и альтернативные варианты.

Гэррик отодвигает свое кресло назад и встает, искусственная кожа снова скрипит. Он обходит свой стол. Глядя на него, я прикусываю верхнюю губу, сейчас от нее наверняка отлила вся кровь.

– Ну, так что ты об этом думаешь?

Я продолжаю молчать, глядя на запертую дверь.

– Тебе и не надо ничего говорить. – Управляющий мерзко ухмыляется. – Мне, как и любому мужчине, нравится, когда женщина говорит непристойности, но сейчас меня не нужно заводить еще больше. Я и так уже раскочегарен до предела. – Он делает шаг ко мне. – Просто стой у стенки, как хорошая девочка. Я все сделаю сам.

Он подходит ко мне вплотную. Я делаю шаг назад, спотыкаюсь, и он придерживает меня рукой. Меня передергивает, поскольку его кабинет ненамного просторнее лифта, и теперь я оказываюсь вжатой в стену. Мое дыхание учащается, начинаю задыхаться. Гэррик наваливается на меня всей своей тушей и прижимает к стене.

– Хочешь расстегнуть? – кивает на свою ширинку. – Или ты предпочитаешь, чтобы это сделал я сам?

Пытаюсь заговорить, но сейчас у меня не получается даже нормально дышать.

– Что, проглотила язык? – Он придвигает свою рожу так близко, что виднеются все поры на его потной коже и чувствуется запах его несвежего дыхания. Меня охватывает ужас – а что, если сейчас он полезет целоваться? Вместо этого он засовывает мне в рот толстый палец, у меня стекленеют глаза.

– Тебе нравится? – Мужчина снова ухмыляется. – Пососи его, детка, – это прелюдия к грядущим утехам.

И тут я делаю то, что мне никогда не удавалось прежде. Вместо того, чтобы замереть, я сопротивляюсь. Нет, не пытаюсь продумать стратегию борьбы, а просто кусаюсь. Я так сильно кусаю его палец, что прокусываю кожу, и мой рот наполняется кровью.

Гэррик пронзительно кричит и отскакивает назад, держа свой окровавленный палец. Он дергается и визжит, как свинья, которую режут.

– Ты… Ах ты долбаная сука! – вопит он. – Какого хрена ты?..

Из его рта извергается поток ругательств, таких грязных и непристойных, что на миг я потрясенно застываю у стены. Затем поворачиваюсь и бегу.

Когда Лиана чувствует себя потерянной, она либо раскладывает карты Таро, либо ищет вокруг черных дроздов. Черные дрозды – это ее личные ангелы, посланцы благожелательной Вселенной, если такая вообще существует, их вид успокаивает и ободряет ее, говорит, что ее путь верен. При виде черного дрозда Лиана начинает думать, что по большому счету все в окружающем мире идет хорошо, даже если положение и кажется безнадежным.