Кассандра Клэр - Последние часы. Книга II. Железная цепь

– Элиас… Элиас, ты не…

Лицо отца было красным, как свекла; видимо, он уже успел изрядно набраться и пребывал в отвратительном настроении.

– Повторяю тебе, это я должен был вести дочь к алтарю! – рявкнул Элиас. – Но никто даже не подумал предложить мне участвовать в церемонии. Убрали с глаз подальше, как будто вы стыдитесь меня! Да, я могу представить, как ты и мой драгоценный сыночек уговаривали ее отказаться от родного отца! Это безобразие! Откровенное унижение! И не вздумай убеждать меня, будто это не так!

И он с силой ударил кулаком по паркету.

Корделия готова была провалиться сквозь землю от стыда. Она быстро взглянула на Алистера, который помогал Элиасу подняться на ноги, и встала так, чтобы загородить их своими пышными юбками от остальных гостей. Но было уже поздно: люди, сидевшие рядом с ее родителями, естественно, все видели и слышали, и теперь с любопытством наблюдали за скандальной сценой. Корделию охватила ярость. Как смеет отец бранить их за то, что ему не отвели роль поверенного на ее свадьбе! Ведь они до сегодняшнего утра понятия не имели о том, где он находится!

– Я здесь, – раздался голос у нее за спиной. Это был Джеймс. Он ласково прикоснулся к руке Корделии, потом наклонился к Элиасу, и они вместе с Алистером кое-как поставили ее отца на ноги. Элиас злобно уставился на Джеймса.

– Мне не нужна твоя помощь.

– Как вам будет угодно, – спокойно ответил Джеймс.

Сона в отчаянии спрятала лицо в ладонях; Корделия быстро погладила мать по плечу, потом оглянулась: Джеймс и Алистер поспешно тащили Элиаса к выходу.

– Отец, мне кажется, тебе надо немного отдохнуть, – говорил Алистер. Он не повышал голоса, вел себя естественно, вид у него был такой, словно происходящее было совершенно нормальным. «Значит, вот как он справлялся с ним все эти годы», – подумала она.

– Сюда, сэр, – сказал Джеймс и, глядя на Алистера, беззвучно произнес «бильярдная». Тот кивнул. Сона бессильно откинулась на спинку стула, а Корделия поспешила следом за молодыми людьми, которые направлялись к двойным дверям. Она шла быстро, глядя прямо перед собой; она знала, что все смотрят на них, слышала неестественно громкие и жизнерадостные голоса Уилла и Габриэля, пытавшихся отвлечь гостей.

Джеймс и Алистер уже скрылись за дверями вместе с ее отцом. Она выскользнула из зала и очутилась в коротком коридорчике, в который выходила дверь бильярдной. Она испытала некоторое облегчение, оставшись в одиночестве, пусть даже ненадолго; прислонилась к стене и про себя произнесла короткую молитву, обращенную к Разиэлю. «Я знаю, что не заслуживаю твоего снисхождения, но, прошу тебя, дай мне сил».

Из-за двери бильярдной доносились голоса. Корделия застыла на месте; наверное, Джеймс и Алистер не заметили, что она последовала за ними.

– Конечно же, – говорил Алистер, – ты и твои друзья еще долго будете потешаться над нами.

Голос у него был усталым, подавленным, как будто он устал бороться и признавал свое поражение. Да, Корделию часто раздражало упрямство Алистера, но слышать этот безнадежный голос было намного тяжелее.

– Если кто-то и злится на тебя, то вовсе не из-за поступков твоего отца, – услышала она голос Джеймса. – Только за то, что ты сам говорил и делал.

– Я же пытался извиниться, пытался стать другим, – ответил Алистер, и Корделия, несмотря на разделявшую их дверь, поняла, что его голос дрожит. – Как я могу исправить содеянное, если никто не позволяет мне?

В голосе Джеймса прозвучало искреннее сочувствие.

– Ты должен дать людям время, Алистер, – сказал он. – У всех нас есть недостатки, никто не ждет от других абсолютного совершенства. Но если ты причиняешь людям боль, будь готов к тому, что они испытывают гнев. Ты оскорбил человека и отнял у него покой, и ненависть – это естественная реакция на происшедшее. Она не может угаснуть так быстро, как бы тебе ни хотелось этого.

Алистер помолчал некоторое время, потом неуверенно заговорил:

– Джеймс, скажи мне… А он не…

Раздался глухой стук, как будто что-то упало, потом послышался знакомый звук – Элиаса тошнило. Корделия услышала, что Алистер просит Джеймса уйти, говорит, что он справится сам. Не зная, что делать дальше, Корделия тихо отошла от двери и вернулась в бальный зал.

Свадебный обед был в разгаре. Корделия заметила, что «Веселые Разбойники» встали из-за стола, расхаживали по залу, здоровались с гостями, принимали поздравления от имени новобрачных. Вокруг Мэтью и Анны собралась группа молодежи, откуда время от времени доносились взрывы смеха; Уилл услаждал слух важных гостей длинным и сильно приукрашенным пересказом какого-то романа Диккенса.

Корделия прислонилась к стене. Она знала, что друзья стараются ради Джеймса, но не только. Они прикладывали усилия и ради нее тоже; они отвлекали людей, занимали их разговорами, чтобы заставить их хотя бы временно забыть о происшествии с Элиасом. Да, к счастью, ей не пришлось справляться со всем этим одной.

Она вошла в зал, и гости один за другим начали подходить к ней, со всех сторон сыпались поздравления. Струнный квартет исполнял негромкую мелодию; гости закончили с едой, мужчины принялись за портвейн, а женщины – за миндальный ликер. Евгения и Ариадна играли с Алексом. Мэтью запел, а Люси с Томасом, судя по их встревоженным лицам, пытались его остановить. Шарлотта бросила на них быстрый взгляд. Корделия невольно задала себе вопрос: интересно, что думает Шарлотта о своем младшем сыне, о его богемных привычках, о каком-то внутреннем конфликте, который не давал ему покоя, о том, что он никогда не бывал безмятежным и довольным собой, как другие, – только слишком печальным или слишком радостным.

Потом она подумала о собственной матери. Сона встала из-за стола и оживленно беседовала с Идой Роузвэйн и Лилиан Хайсмит с таким видом, будто ничего не произошло. Корделия поняла, что именно этим и занималась ее мать всю замужнюю жизнь: стараясь забыть об унижении и отчаянии, собиралась с силами, улыбалась и продолжала выполнять свой долг. Как же она, Корделия, могла так долго оставаться слепой?

Она сделала глубокий вдох, изобразила любезную улыбку и направилась к матери. Она заметила, что на лице Соны промелькнуло облегчение, и поблагодарила ее собеседниц за то, что они удостоили своим присутствием ее свадьбу. Ида Роузвэйн похвалила платье невесты; Лилиан Хайсмит восхищалась новыми ножнами.

– Благодарю, – сказала Корделия. – Чудесная вещь, согласна с вами. Это свадебный подарок от моего отца.

Она улыбнулась, и женщины тоже заулыбались; если у них и имелось какое-то мнение насчет ее отца, они предпочли оставить его при себе. Сона прикоснулась к щеке Корделии, и она продолжала обходить гостей, благодарила их за то, что они пришли, за поздравления и пожелания счастья. Она удивлялась: всего-то нужно было притвориться, и все остальные тоже начинали притворяться и лгать, и все шло как по маслу.