Стивен Эриксон - Дань псам. Том 1

Коннест упал на колени перед Аномандром.

– Владыка, мир рушится!

– Встань, жрец, – ответил тот. – Мир не рушится, он меняется . Идем, ты мне нужен.

И пошел дальше. Коннест встал и последовал за воителем – так крепко, будто железной рукавицей, сдавила его сердце воля владыки Аномандра.

Силанн утер глаза.

– Владыка, куда мы?

– В храм.

– Туда нельзя! Женщины… они… сошли с ума!..

– Я знаю, жрец, что их мучит.

– Верховная жрица…

– Мне нет до нее дела. – Аномандр замер и обернулся. – Как тебя зовут?

– Коннест Силанн, послушник третьей ступени. Владыка, прошу…

Но воитель прервал его взмахом чешуйчатой, когтистой руки и пошел дальше.

– Во всех бедах этого дня, Коннест Силанн, виновна Мать Тьма.

Именно тут юный послушник понял замысел Владыки. Действительно, Аномандру нужна его помощь – его душа, Матерь помилуй, – чтобы открыть проход на Незримую дорогу.

И там Сын встанет перед Матерью. Высокий, несгибаемый, бесстрашный. Он не убоится ни ее, ни собственного гнева. Да, буря только начинается…

Коннест Силанн сидел у себя в комнате – холодном каменном мешке, похожем на склеп. Перед ним стол, на столе – небольшая масляная лампа, свидетельство слабеющего зрения и пятна Света на душе, настолько застарелого и сросшегося со шрамами, что не отличается от кожи.

Одна из радостей старика – возможность переживать воспоминания о прошлом, воскрешать в плоти и костях мгновения юности, когда в суставах еще не поселилась боль, когда хрупкие истины еще не ослабили скелет и не согнули его.

– Держи проход открытым, Коннест Силанн. Она обрушит на тебя всю свою злость, попытается выдворить меня, закрыться. Но ты не уступай, держись.

– Но, владыка, я поклялся ей жизнью.

– И в чем смысл этой клятвы, если Мать нельзя призвать к ответу за ее деяния?

– Но она сотворила нас, владыка!

– Да, именно за это ей и придется ответить.

Юность – пора горячих суждений. С возрастом пламень угасает. Уверенность слабеет. Мечты об искуплении вянут, так и не созрев. Кто в состоянии оспорить эту больную истину? Они прошагали через цитадель, полную трупов, вскрытых и выпотрошенных. Вражда, соперничество и взаимные обиды неудержимо рвались на свободу, как внутренности. Рождение хаоса было болезненным и кровавым, и теперь младенец с горящим взглядом сидел среди истерзанных игрушек.

Дурак всегда оказывается ведомым. Всегда. Он пойдет за первым, кто позовет. Он с трусливым облегчением уступит другому право думать за него, решать, выбирать путь. Так и Коннест Силанн шел по окровавленным, пахнущим смертью коридорам, в двух шагах позади Аномандра.

– Коннест Силанн, ты выполнишь мою просьбу?

– Да, владыка.

– Выдержишь?

– Выдержу.

– Когда придет день, ты дождешься меня?

– Какой день, владыка?

– День, когда всему настанет конец, Коннест. Ты дождешься меня?

– Я пообещал выдержать – значит, выдержу.

– Что ж, друг, тогда держись. И жди. Когда настанет тот день, ты предашь меня. Нет, нет, никаких возражений. Ты поймешь, когда наступит нужный момент. Ты узнаешь его.

Видимо, это странное ожидание и поддерживало в нем жизнь до сих пор. Прошло уже столько веков, что все зачерствело, засохло и утратило всякую форму.

– Скажи мне, Коннест, что творится в Большом кургане?

– Прошу прощения, владыка?

– Это Итковиан? Мы воистину наблюдаем рождение нового бога?

– Не знаю, владыка. Я таких вещей не чувствую.

Да, с того самого дня в храме.

– Точно, я забыл. Прости меня, друг. Отправлю тогда Спиннока, пусть осторожно разузнает, что к чему.

– Он выполнит любой ваш приказ, владыка.

– Да, и это тоже мое бремя.

– Вы прекрасно с ним справляетесь.

– Коннест, ты не умеешь врать.

– Это так, владыка.

– Значит, пусть будет Спиннок. Вернешься к себе – пошли за ним. И передай, пусть не торопится, спешки нет.

– Он примчится мгновенно, владыка.

Аномандр в ответ молча вздохнул – а что, собственно, тут скажешь? Я ведь тоже ваше бремя, владыка. Вот только говорить об этом не стоит.

Но знайте, владыка: я все еще жду.

Из-за полуоткрытых дверей храма волнами выкатывался ослепительный свет, затопляя внутренний двор и даже расталкивая в стороны тела, белыми неподвижными глазами уставившиеся в небо. Свет плескался у щиколоток, на удивление холодный. Коннест Силанн узнал ближайшего покойника: жрец – из тех, кто слишком замешкался и попал под вспышку. Коннест чувствовал ее, но не видел; он в это время бежал по коридорам Цитадели. На поле боя, в которое превратились священные камни, вперемешку лежали анди из разных группировок. Сторонники Силкаса Руина, Андариста, самого Аномандра. А еще Дретденана, Хиш Туллы, Ванут Дегаллы… Многие схлестнулись на этом дворе.

И в рождении будет кровь. И в смерти будет свет. Воистину то был день для рождения и для смерти, для крови и для света.

Они подошли к дверям храма, замедлили шаг и смотрели на свет, волнами стекающий по широким ступеням. Их цвет стал глубже, насыщеннее, как бы с примесью застарелой крови, но сила сходила на нет. И все-таки Коннест Силанн чувствовал, что внутри кто-то есть и этот кто-то ждет.

Нас.

Может, это Высшая жрица? Нет. Ее присутствия послушник вообще не ощущал.

Аномандр поднялся на первую ступеньку.

И застыл, потому что все вокруг заполнил ее голос.

Нет. Знай, мой дорогой Сын, от андийской крови родился новый мир. Пойми меня. Ты и твои сородичи больше не одиноки; вам пора прекратить ваши жестокие игры. Теперь есть… другие.

– Мать, – заговорил Аномандр, – ты думала, это меня удивит? Или напугает? Быть просто матерью недостаточно, мало создать и отпустить. Ты так много отдала – и что получила взамен? Нас, убийц и предателей.

В тебе течет новая кровь.

– Да.

Сын мой, что ты наделал?

– Как и ты, Мать, я решил принять перемены. Да, теперь есть другие. Я чувствую их. Грядут войны, поэтому я хочу объединить тисте анди. Противостояние близится к концу. Андарист, Дретденан, Ванут Дегалла сдались. Силкас сбежал, а с ним также Хиш Тулла и Маналле. С внутренними распрями покончено.

Ты убил Тиам. Сын мой, ты осознаешь, чт о́ теперь будет? Да, Силкас сбежал, но куда он отправился? А те другие, новорожденные – какой запах будет влечь их? За какой хаотической силой они потянутся? Аномандр, ты ищешь мира в убийстве, но пока льется кровь, мира тебе не видать. Никогда.

Я отрекаюсь от тебя, Аномандр Тиамова Кровь и от всех своих первых детей. Отныне ваш удел – бесцельно блуждать по мирам. Ваши деяния не принесут плодов. Ваша жизнь станет источником нескончаемых смертей. И Тьма – мое сердце – навеки закрыта для вас.