Моника Пиц - Ночь лазурных сов

Йонас молча указал большим пальцем на кровать, устроенную в каком-то шкафу. « Альков» , – прочитала Лина на табличке рядом с кроватью. За задернутой занавеской слышалось ровное дыхание человека. Осторожно Лина отодвинула материал немного в сторону. Сквозь крошечный зазор она увидела поразительно светлую шевелюру на пухлой подушке. Одеяло плавно поднималось и опускалось. Лина уставилась на белые волосы, словно парализованная. « Трогать запрещено» , – предупреждала еще одна пожелтевшая табличка на стене. Лина осторожно протянула руку, ее пальцы коснулись покрывала, которое было своеобразно шершавым и жестким на ощупь. Она почувствовала, как Йонас шагнул к ней и с любопытством заглянул ей через плечо.

Рывком Лина откинула одеяло. И громко рассмеялась. Безликая восковая голова, водруженная на полуразвалившееся тело без ног и рук, лежала под одеялом. Звуки доносились из магнитной ленты. Механизм куклы, как прочитала Лина, был разработан под вдохновением от работы известного современника: часовщика Станислава Кинга.

Кинга?

Одно только имя вызвало у Лины холодную дрожь.

– По-моему, Веннингер развлекался тем, что пугал людей, – сказал Йонас, глядя на жуткое туловище.

Сначала фотография, потом кукла, похожая на Данте, а теперь намек на Кинга. Как странно! Лина торопливо натянула покрывало на поролонового монстра, словно могла наложить на него заклятие.

– Мне всегда казалось, что фигура на фонтане зловещая, – сказал Йонас.

Пока Йонас продолжал осматриваться, Лина остановилась. Откуда-то до ее уха доносилась тихая музыка. Ошеломленная, она узнала мелодию музыкальной игрушки. Ее музыкальной игрушки. Магические звуки, знакомые ей с детства, буквально тянули ее пройти в соседнюю комнату. Дальше от группы, дальше от Йонаса. Неуверенно ступая, она двинулась туда, навстречу странному чудесному звуку. Откуда доносилась музыка? Вместо того чтобы продолжать следовать вдоль голубой линии, которая вела к быту, она свернула в боковое крыло музея. Зеленая линия провела Лину мимо с любовью оформленных витрин со старыми детскими игрушками. Глиняные животные эпохи Средневековья, деревянные игрушки XVII века, роскошные кукольные домики с мебелью эпохи грюндерства [6] Эпоха грюндерства – период в экономическом развитии Германии и Австро-Венгрии в XIX веке до экономического кризиса 1873 года. , красиво украшенная лошадка-качалка, домашние мраморные шарики из глины, жестяные игрушки, шары из мочала, даже резные деревянные волчки, лошадки-скакалки, барабаны: Лина не сводила глаз с того, что раньше увлекало детей. Словно кукла с дистанционным управлением, она двигалась все дальше и дальше.

Перед ней появилась раскрытая полукруглая пасть гиганта, обозначавшая проход в темный коридор. Мигающие красные глаза уставились на нее, зубы, вырезанные из войлока, бесшумно двигались. Две огромные руки с движущимися пальцами грозили схватить ее в любой момент. Отслаивающиеся буквы показывали, что помещение, отгороженное досками, когда-то было фасадом выставочного центра. « Чародей Кинг приглашает внутрь» . Кинг? Опять? Такое совпадение невозможно. Казалось, что весь музей представляет собой единственную сноску к ее собственной истории.

Внезапно музыка прекратилась. Лишь тихое тиканье измерителя влажности все еще раздавалось в выставочном зале. Она слышала, как где-то далеко ее одноклассники носятся по коридорам. Нерешительно Лина вошла в пасть зловещей фигуры. Великан словно хотел проглотить ее. Одно движение вправо заставило ее вздрогнуть. Ей понадобилась секунда, чтобы осознать, что она увидела только саму себя. Несколько искажающих зеркал отражали ее изображение иногда сжато, иногда вытянуто. Лина облегченно рассмеялась. Изогнутыми зеркалами можно было произвести впечатление на человека, жившего, возможно, лет сто назад, но не на девушку из XXI века.

В конце коридора открылась автоматическая раздвижная дверь в следующее помещение. Едва Лина вышла из коридора, свет погас. За спиной раздался адский крик. Вспыхнул прожектор, осветив украшенный замысловатой резьбой орга́н, который, казалось, едва не разваливался на части от тяжести украшений. Вывеска гласила, что раньше он являлся частью карусели. Каждая свободная часть дерева была покрыта резьбой и отделкой. Вокруг сияли золотые, серебряные и перламутровые украшения. В центре органа, контролируемого толстой картонной полоской с бесчисленными отверстиями, бодро музицировал крошечный военный оркестр. Грохот, раскаты грома, топот, рев и звуки тромбонов были такими оглушительными, что под Линой вибрировал пол. Над миниатюрными музыкантами в такт музыке кивали толстые деревянные фигурки ангелов. Они играли на маленьких деревянных скрипках, перелетая с левой на правую сторону, прежде чем исчезнуть через створчатую дверь. С последним ангелом свет медленно погас. Искусственная луна взошла на вершину изогнутой деревянной конструкции. Вспыхнули блестящие звезды. Скрипнула потайная дверь. Сова, состоящая из тысячи шестеренок, запорхала. Все в сове, казалось, двигалось, как в гигантском часовом механизме.

Лина сразу узнала ее. Похожая сова красовалась на двери заброшенного часового завода, образующего портал между ее миром и Невидимым городом. С появлением птицы снова зазвучала мелодия ее детства. Еще до того, как она успела понять, как все это связано, представление закончилось. Со скрипом сова вернулась назад. Дверь за ней закрылась. Прожектор над органом погас. Единственное, что еще освещало нишу, – это свет от цифровых часов, ведущих обратный отсчет: « Следующая демонстрация ярмарочного орга2 на [7] Ярмарочный орга́н – механический инструмент, близкий оркестриону, для увеселения публики во время катания на карусели и прочих аттракционах. Кинга через 07.59 минут» .

Одновременно в соседней комнате зажегся свет, чтобы посетители могли быстро перейти из одной комнаты в другую. Все еще ошеломленная загадочными происшествиями и дрожащим органом, она двинулась дальше. Обернувшись, Лина заметила, что цифровой индикатор обратного отсчета безумно мигает. Время прыгало туда-сюда. 06.34, 01.18, 07.24.

Лина точно знала, что это означает: она больше не одна.

Что теперь? Бобби грустно бродила по заброшенному подвальному этажу, где находилось отделение медицины. С седьмого класса она делилась с Линой всем: школьными бутербродами, домашними заданиями, проблемами с родителями, надеждами, сомнениями, свитерами и действительно неловкими моментами в жизни. Лина была единственной, кому она могла доверить свои секреты. Теперь она не узнавала подругу. Новая Лина была нервной, раздражительной, отстраненной и постоянно оглядывалась по сторонам, словно в любой момент ожидала нападения из засады. Даже голос ее казался другим. Она говорила слишком звонко и слишком быстро. А теперь Лина просто бросила ее и решила работать в группе с Йонасом. Из всех людей именно с Йонасом.