Мари Бреннан - Халцедоновый Двор. И в пепел обращен

– Что ж, буду ходатайствовать перед Фатумом о даровании мне ясновидения, а до тех пор – жить надеждами.

Часовня Св. Стефана, Вестминстер, 21 апреля 1641 г.

– Подумайте о законе, – сказал Эндрю, стараясь говорить как можно уверенней и тверже. – Не одну неделю на наших глазах граф Страффорд защищался от возложенных на него обвинений. И неоспоримо доказал: сколь бы ни спорными мы полагали принятые им решения и предпринятые им действия, границ измены они не переходят. Каковы самые веские улики против него?

Вопрос риторический, однако со временем Энтони кое-какой ораторской театральщине выучился. Пусть ему и не тягаться в красноречии с Холлисом или Стродом, попробовать нужно.

Энтони поднял над головой лист бумаги.

– Копия с копии записки, сделанная без ведома государственного секретаря Вейна!

Сын Вейна со скамьи напротив бросил на него злобный взгляд, нимало не устыдившись свершенной кражи.

– И показания самого государственного секретаря Вейна касательно заседания Тайного Совета, на коем эта записка была составлена. Между тем, одна и та же улика, предъявленная дважды, не становится вдвое более веской. Лорд Страффорд предлагал покорить «сие королевство» посредством ирландской армии. Имей он в виду Англию – да, это была бы бесспорная измена, однако ж об Англии он не упомянул. Другие присутствовавшие не сомневаются, что речь шла о Шотландии, восстание в коей, прошу заметить, на том заседании и обсуждалось. Таким образом, измены здесь нет.

С презрением отшвырнув бумагу, он сцепил руки за спиной, дабы никто не заметил их дрожи.

– Итак, осудить графа Страффорда за измену в рамках процедуры импичмента невозможно. Этот билль об опале [18] Билль об опале ( англ. «bill of attainder») – законодательный акт парламента, вступавший в действие в том порядке, в котором получали юридическую силу другие парламентские законы, а также при условии одобрения его королем. Посредством данного законодательного акта Палата общин могла объявить государственной изменой деяния, которые не рассматривались в английском праве как таковая. Более того, билль об опале допускал осуждение того или иного лица за деяние, которое в момент его совершения вовсе не считалось в английском праве преступлением. По сути, билль об опале передавал функции определения вины и вынесения приговора от судебных органов законодательным. направлен на то, чтоб обойти сие препятствие, обвинив Страффорда в намерении – в намерении! – ниспровергнуть законы Англии, недоказанном и неосуществленном, однако являющим собой акт государственной измены. По сути, билль гласит, что Страффорд ради блага Англии должен взойти на эшафот, поскольку мы утверждаем, будто это так.

Теперь – пауза: пусть Общины осмыслят его слова. Однако скамьи вокруг были слишком уж, слишком пусты. Где же все? Им бы ради голосования по столь важному вопросу в проходах тесниться! И все же сегодня на слушания, несмотря на штрафы за неявку, собралась едва половина Общин. Боятся ввязываться…

Боятся попасть под беспощадный натиск Пима, направленный не просто на одного человека, но на основы, корни самодержавия. Лод вместе со Страффордом угодил в Тауэр, а прочие слуги Короны бежали за рубеж. Тем временем парламент (точнее сказать, Общины) утверждался в праве надзирать за королевскими советниками, менять церковные порядки как сочтет нужным, управлять доходами страны; требовал передачи в свои руки власти над гражданским ополчением… Да, пока силу закона получил один только билль о непременном созыве парламента не реже, чем раз в три года, но если Энтони потеряет сей шанс расстроить планы оппозиции, как знать, чем кончится эта лавина?

– Давайте же не превращаться в тиранствующую толпу, – негромко сказал он в настороженной тишине. – Закон гласит, что Страффорд невиновен в измене. Мы должны прислушаться к его гласу.

С этим он поспешил сесть, пока под ним не подогнулись колени.

– Слушается вопрос, – заговорил спикер палаты, Уильям Лентхолл, – о билле об опале касательно Томаса Уэнтворта, графа Страффорда. Мнения Палаты общин разделились.

Сегодня вестибюль перед входом в часовню очистили от постоянно ошивавшейся там черни. В дверях стояли, готовясь записать имена проголосовавших против принятия билля, сэр Гилберт Джерард с сэром Томасом Баррингтоном.

Энтони поднялся и вышел наружу, за барьер, первым. В этот момент он ненавидел сию загородку, поощрявшую ленивых и боязливых оставаться на местах, в то время как несогласные вынуждены уходить прочь под взглядами врагов.

Но нет, их будет слишком мало – это Энтони понял, еще не обернувшись в сторону входа.

Две дюжины… четыре… Наблюдая за выходящими, молясь всем силам небесным, он насчитал пятьдесят девять. Вскоре несогласных призвали назад, в часовню, и Лентхолл огласил разницу: голосов «за» набралось двести четыре.

Конечно, шанс еще оставался. Билля пока что не утвердили Лорды, и не одобрил король. Между тем, Карл неустанно обещал Страффорду, что столь вопиющей неблагодарности за свою службу тот не подвергнется…

Но, как бы ни обернулось с жизнью и смертью Уэнтворта, граф проиграл, а Пим одержал победу.

Тауэр-Хилл, Лондон, 12 мая 1641 г.

Море людей простиралось во все стороны, куда только достигал взгляд. Люди теснились на крышах домов, свешивались из окон, заполнили собой и Петти Уэльс, и Тауэр-стрит, и Вудрофф-лейн, а на всем свободном пространстве Тауэр-Хилл столпились так тесно, что не продохнуть.

«Сколько же их здесь? – думал Энтони. – Сколько же тысяч собралось полюбоваться его смертью?»

Кэтрин среди них не было. С утра Энтони робко спросил, не пожелает ли она составить ему компанию, но… Прочие олдермены явились с женами, не менее них самих жаждавшими взглянуть, как встретит своей конец Тиран Черный Том. Однако Кэт, к большинству сторон жизни относившаяся с тою же твердостью, что и все остальные, не выносила крови, а посему отправилась провести день в Ковент-Гарден, вдали от тысячеглавого чудища, в эти минуты с дьявольским ликованием ждавшего казни.

Энтони это чудище откровенно пугало. Через пару дней после голосования в Палате общин ему уже довелось спасаться бегством от разъяренной толпы, только тогда и узнав, что результаты голосования распубликованы на весь город, а он заклеймен «страффордианцем». И, как ни страшны были в последнее время уличные волнения, сегодняшнее празднество казалось куда страшнее. Весь Лондон обратился в дикого зверя, не повинующегося приказам ни одного из людей.

Близился полдень. Яркое солнце озаряло верхушки Белой башни и эшафот, где ждал своего часа палач. С реки веяло свежим, прохладным ветром, однако в толпе царила жаркая, удушливая вонь множества человеческих тел. Невзирая на тесноту, вокруг неустанно бродили разносчики, бойко торговавшие пивом, сыром и луковицами. Кое-какие предприимчивые умы прихватили с собой даже ночные горшки, дабы не рисковать потерей удобного места.