Роберт Говард - Приключения Конана-варвара (сборник)

Конан расхохотался и, не выпуская ее из своих объятий, зашагал к лестнице.

– У тебя будет возможность сравнить, – хвастливо ответил он. – Я сожгу Кхаваризм и превращу его в факел, чтобы осветить твой путь к моему шатру.

Король Вендии умирал. В душной темноте ночи гремели гонги и ревели раковины. Но сюда, в комнату с золотым куполообразным сводом, в которой на застланном атласными подушечками помосте сражался за жизнь Бхунда Чанд, долетало лишь слабое эхо. Капли пота блестели на его смуглой коже; скрюченные пальцы вцепились в шитую золотом ткань под ним. Он был молод; его не коснулось копье, и в его вино не был подмешан яд. Но вены у него на висках вздулись, словно синие канаты, а глаза закатились в предчувствии неминуемой смерти. Дрожащие наложницы скорчились в ногах его ложа, а над ним склонилась, с тревогой глядя на короля, его сестра, Дэви Ясмина. Рядом с ней стоял вазам, престарелый и знатный вельможа королевского двора.

Она с негодованием и отчаянием вскинула голову, когда ушей ее достиг отдаленный рокот.

– Будь прокляты эти жрецы со своей шумихой! – гневно воскликнула она. – От них не больше толку, чем от лекарей, а те совершенно бесполезны! Вот он умирает, и никто не может сказать почему. Он умирает на моих глазах – а я стою совершенно беспомощная, хотя готова сжечь целый город и пролить кровь многих тысяч людей, только бы спасти его.

– Во всей Айодхье не найдется человека, который не пожертвовал бы своей жизнью ради него, если бы мог, Дэви, – эхом откликнулся вазам. – Яд…

– Говорю тебе, яд здесь ни при чем! – с горячностью вскричала она. – С самого рождения его оберегали так тщательно, что самые искусные отравители Востока не могли подобраться к нему. Пять черепов, что белеют на Башне Воздушных Змеев, могли бы засвидетельствовать, что подобные попытки предпринимались – и провалились. И тебе прекрасно известно, что целых десять мужчин и женщин только тем и занимаются, что пробуют его еду и питье, а его покой в опочивальне день и ночь стерегут пятьдесят вооруженных воинов, как и сейчас, кстати. Нет, яд здесь ни при чем; это колдовство – черная, гнусная магия…

Она оборвала себя на полуслове, когда заговорил король; его посиневшие губы не дрогнули, и в остекленевших глазах не мелькнула тень узнавания. Но голос его зазвучал, слабый и безжизненный, долетающий словно издалека, из бездны пространства, где гуляют страшные вихри.

– Ясмина! Ясмина! Сестра моя, где ты? Я не вижу тебя. Здесь повсюду темно и ревут сильные ветра!

– Брат! – вскричала Ясмина, судорожно сжимая его вялую и безвольную руку. – Я здесь! Разве ты не узнаешь меня…

Голос ее дрогнул и сорвался, когда она вгляделась в его помертвевшее лицо. С губ короля сорвался слабый стон. Наложницы у его постели заскулили от страха, и Ясмина в отчаянии схватилась за грудь.

В другой части города на забранном решеткой балконе стоял мужчина и смотрел на улицу, залитую багрово-тревожным светом факелов, в клубах дыма которых виднелись запрокинутые лица и белки сверкающих глаз. И вдруг над толпой зазвучал многоголосый скорбный стон.

Мужчина передернул широкими плечами и вернулся в украшенную изображениями цветов и растений комнату. Он был высок и хорошо сложен, а одеяние его отличалось богатством и роскошью.

– Король еще не умер, но погребальный звон уже прозвучал, – сообщил он другому мужчине, сидевшему по-турецки на коврике в углу.

Этот был одет в коричневый халат верблюжьей шерсти, а на голове у него красовался зеленый тюрбан. Выражение его лица было безмятежным, а взгляд ничего не выражал.

– Люди знают, что он уже не увидит очередной восход солнца, – ответил он.

Первый из мужчин окинул его внимательным, пронизывающим взором.

– Не понимаю, – обронил он, – почему мне пришлось ждать так долго, пока твои хозяева не нанесли удар? Если они смогли умертвить короля сейчас, почему не сделали этого еще несколько месяцев назад?

– Даже искусство, которое ты называешь колдовством, подчиняется законам мироздания, – ответил мужчина в зеленом тюрбане. – Звезды направляют их действия, как, впрочем, и любые другие. А изменить порядок вещей не под силу никому, даже моим хозяевам. Только когда небесные светила выстраиваются в определенном порядке, они могут выполнить свое чародейство. – Длинным ногтем, покрытым пятнами, он начертал рисунок созвездия на мраморных плитах пола. – Положение Луны сулит беду королю Вендии, звезды пребывают в смятении, Змей находится в доме Слона. При таком соединении невидимые стражи уходят из духа Бхунды Чанда. Открывается тропа в недоступные доселе миры, и после установления точки соприкосновения могущественные силы отправляются по ней в путь.

– Точка соприкосновения? – переспросил его собеседник. – Ты имеешь в виду прядь волос Бхунды Чанда?

– Да. Все выброшенные за ненадобностью частички человеческого тела неизменно остаются его составляющими, притягиваемыми к нему невидимыми цепями. Жрецы Асуры подозревают об этом, вот почему обрезанные ногти, волосы и прочие продукты жизнедеятельности персоны королевской фамилии тщательно превращаются в пепел, а сам пепел впоследствии сберегается в укромном месте. Но, уступая слезной мольбе принцессы Косала, безнадежно влюбленной в Бхунду Чанда, он подарил ей на память прядь своих длинных черных волос. Когда мои хозяева предрешили его участь, эту прядь, помещенную в золотую шкатулку, украшенную драгоценными каменьями, выкрали из-под подушки спящей принцессы, положив взамен нее другую, неотличимую от прежней. А настоящая прядка проделала долгий-долгий путь с караваном верблюдов сначала до Пешкаури, а оттуда через проход Жаибар попала в руки тем, для кого и предназначалась.

– Всего лишь прядь волос, – задумчиво пробормотал вельможа.

– С ее помощью душу можно извлечь из тела и перенести через неведомые и бездонные глубины пространства, – с гордостью заметил человек на коврике.

Вельможа с любопытством уставился на него.

– До сих пор не понимаю, человек ты или демон, Кхемза, – проговорил он наконец. – Немногие из нас являются теми, кем кажутся. Я, например, – тот, кого Кшатрия знает как Керима Шаха, принца из Иранистана, – не больший притворщик, чем все прочие. Все они предатели в том или ином смысле, причем половина из них не знает, кому служит. Здесь у меня, по крайней мере, нет сомнений; лично я служу королю Йездигерду Туранскому.

– А я – Черным Прорицателям Йимши, – заявил Кхемза, – и мои хозяева могущественнее твоих, потому что своим искусством они добились того, чего не удалось сделать Йездигерду с помощью ста тысяч мечей.