Роберт Говард - Приключения Конана-варвара (сборник)

«Здесь пахнет страхом и смертью», – думал Конан. Ветер нес с собой острый и едкий привкус ужаса. Его ощущали и лошади. Они жалобно ржали, рыли копытами землю и тревожно косились на темноту за пределами круга света от костра. Белки их больших глаз влажно поблескивали в отсветах пламени. Животные были частью природы, как, впрочем, и Конан, молодой варвар, родившийся на холодных и унылых холмах Киммерии. Как и у них, его органы чувств были более восприимчивы к ауре зла по сравнению с обитателями больших городов, подобными тем туранским солдатам, которых он привел в эту пустынную и безлюдную долину.

Они сидели у огня, передавая по кругу бурдюк из козьего меха с последней порцией вина на сегодня. Одни со смехом рассказывали, какие любовные подвиги совершат, когда по возвращении из похода доберутся до роскошных борделей Аграпура. Другие, измотанные после целого дня, проведенного в седле, сидели молча, зевая и глядя на огонь. Вскоре они улягутся спать, завернувшись в свои плотные тяжелые накидки. Подложив под голову седельные вьюки, они устроятся вокруг потрескивающего костра, а двое их товарищей останутся караулить, взяв наизготовку тяжелые гирканские луки. Они и не подозревали о притаившейся в долине зловещей и темной силе.

Повернувшись спиной к ближайшим секвойям, Конан поплотнее запахнулся в свою накидку – с вершин налетал ледяной и промозглый ветер. Хотя все его воины как на подбор были крепкими и рослыми мужчинами, он возвышался над ними на целую голову, а разворот его широких плеч заставлял их выглядеть рядом с ним почти карликами. Из-под остроконечного витого шлема выбивалась непокорная, ровно подстриженная черная грива, а в глубоко посаженных синих глазах, выделявшихся на темном, покрытом шрамами лице, плясали отблески пламени.

Конан пребывал в дурном расположении духа. Про себя он на чем свет клял короля Йилдиза, благожелательного, но слабовольного туранского монарха, который и отправил его в этот заранее обреченный на неудачу поход. Уже больше года минуло с той поры, как он принес клятву верности королю Турана. Шесть месяцев назад ему повезло заслужить благосклонность короля: с помощью друга-наемника Джумы Кушита он спас дочь Йилдиза, принцессу Зосару, вырвав ее из лап короля-бога Меру. Конан сумел доставить девушку целой и более-менее невредимой ее жениху, хану Куджале, главе кочевого племени Куйгар.

Вернувшись в блистательный стольный город Йилдиза Аграпур, Конан получил возможность убедиться в щедрости короля. Тот произвел его и Джуму в чин капитанов. Но если Джума занял непыльную должность в дворцовой страже, то Конану поручили очередное трудное и опасное дело. И теперь, вспоминая события прошлого, он с горечью размышлял о плодах своего успеха.

Йилдиз приказал гиганту-киммерийцу доставить послание королю Шу, властвовавшему над Кусаном, небольшим королевством в западном Кхитае. Имея под своим началом сорок закаленных в боях ветеранов, Конан проделал нелегкий путь. Они пересекли сотни лиг унылой и мрачной гирканской степи, обогнув предгорья высоких гор Талакма. Им пришлось пробираться по безводным пустыням и болотистым джунглям, раскинувшимся на границах таинственного королевства Кхитай, самой восточной оконечности земли, о которой слыхали люди Запада.

Добравшись наконец до Кусана, Конан нашел в лице почтенного и склонного к философским рассуждениям короля Шу щедрого и хлебосольного хозяина. Пока Конан со своими воинами наслаждались экзотическими яствами, питьем и обществом отзывчивых наложниц, король со своими советниками решили принять предложение короля Йилдиза и заключить договор о дружбе и взаимной торговле. Старый мудрый владыка вручил Конану роскошный свиток шитого золотом шелка. На нем кхитайскими иероглифами и наклонными буквами Гиркании был начертан официальный ответ и благие пожелания кхитайского короля.

Помимо шелкового кошеля, набитого кхитайским золотом, король Шу снабдил Конана провожатым – благородным вельможей своего двора, дабы тот довел их до западных границ Кхитая. Увы, провожатый, некий князь Фенг, пришелся Конану не по душе.

Кхитаец оказался стройным, утонченным и фатоватым человечком невысокого роста. Он рядился в роскошные шелка, совершенные неуместные в конном походе, и регулярно умащивал свое тело парфюмами с тяжелым запахом. При этом он не утруждал себя повседневными заботами, заставляя двух своих слуг круглые сутки гнуть на него спину, создавая для него комфорт и поддерживая его достоинство.

Конан взирал на кхитайца с нескрываемым презрением настоящего мужчины. Князь со своими раскосыми черными глазками и мягким вкрадчивым голосом напоминал ему кота, и Конан знал, что за этим маленьким человечком нужно постоянно приглядывать, если он не хочет пасть жертвой предательства. С другой стороны, он втайне завидовал утонченным и непринужденным манерам кхитайца. Впрочем, сей факт внушал Конану еще более стойкое презрение к князю, поскольку, несмотря на то, что сам он немного пообтесался на туранской службе, в глубине души Конан по-прежнему оставался грубоватым и неуклюжим молодым варваром. В общем, он дал себе слово не выпускать маленького князя Фенга из виду.

– Не потревожу ли я благородного военачальника, погруженного в глубокие раздумья? – промурлыкал у него за спиной вкрадчивый голос.

Конан вздрогнул и машинально схватился за эфес своей кривой сабли, но тут же узнал князя Фенга, закутанного по самые ноздри в ярко-зеленую бархатную накидку. С губ Конана уже готово было сорваться презрительное восклицание, но потом, вспомнив о своих обязанностях посланника, он сумел превратить ругательство в формальное приветствие, которое, впрочем, прозвучало неубедительно даже для его собственных ушей.

– Вероятно, благородный капитан не в силах заснуть? – осведомился Фенг, делая вид, что не заметил грубости Конана.

Фенг свободно изъяснялся по-гиркански. Это было одной из причин, по которым его прикомандировали к отряду Конана, поскольку сам капитан владел певучим кхитайским наречием весьма поверхностно. Фенг продолжал:

– К счастью, у этого человека имеется надежное средство от бессонницы. Один известный знахарь составил его для меня по старинному рецепту: в отвар бутонов лилии следует добавить корицу, тщательно перемешать с зернышками мака…

– Не нужно, – проворчал Конан. – Благодарю вас, князь, но все дело в этом проклятом месте. Меня одолевают дурные предчувствия, и они же не дают мне заснуть. Хотя после долгого и утомительного дня, проведенного в седле, я должен чувствовать себя вымотанным, как юнец после первой ночи любви.

По лицу князя скользнула легкая тень, как будто грубость Конана покоробила его, – или, быть может, это была всего лишь игра теней и света, отбрасываемого костром?