Роберт Говард - Приключения Конана-варвара (сборник)

Даже самые недалекие члены экипажа поражались разительному контрасту между грубым, неразговорчивым и мрачным командиром и пиратом, который всегда был готов рассмеяться незатейливой шутке, распевал непристойные песенки на дюжине языков, глотал эль, как запойный пьяница, и – на первый взгляд – жил исключительно сегодняшним днем.

Знай Запораво о том, что его сравнивают, пусть даже бессознательно, с человеком, обитавшим на нижней палубе, он бы лишился дара речи от гнева. Но он был погружен в собственные раздумья, которые с каждым годом становились все мрачнее и угрюмее, и в грандиозные мечты о будущем; не оставляли его и мысли о девушке, обладание которой доставляло ему горькое удовольствие, впрочем, как и все его наслаждения.

А она все чаще поглядывала на черноволосого гиганта, который на голову превосходил своих товарищей в работе и забавах. Он ни разу не заговорил с нею, но его откровенные взгляды были весьма красноречивы. Она безошибочно улавливала их и спрашивала себя, хватит ли ей отваги, чтобы затеять с ним смертельно опасную игру.

Не так давно она покинула дворцы Кордавы, зато целый мир перемен теперь отделял ее от жизни, которую девушка вела до того, как Запораво похитил ее с горящей каравеллы, ограбленной его волками. Она, избалованная и обожаемая дочь герцога Кордавы, на собственном опыте узнала, что это такое – быть игрушкой буканьера. Благодаря тому, что оказалась достаточно гибкой, чтобы гнуться, не ломаясь, она выжила там, где умирали другие женщины. Еще и потому, что была молода и полна жизни, она научилась находить удовольствие даже в своем существовании.

Жизнь была переменчивой, неопределенной, похожей на сон, полной резких контрастов боя, грабежа, убийства и бегства. А красная пелена, заволакивающая сознание Запораво, делала ее еще более непредсказуемой, чем у рядового флибустьера. Никто не знал, в чем состоят его планы. Сейчас они покинули хорошо изученные и нанесенные на карту побережья и все дальше углублялись в океанские просторы, от которых старались держаться подальше даже самые отчаянные искатели приключений. С начала времен сюда плыли корабли, но только для того, чтобы исчезнуть навсегда. Хорошо знакомые воды и земли остались позади, и теперь перед ними вот уже который день простиралась бескрайняя океанская ширь. Здесь не было добычи – не было городов или кораблей, которые можно было разграбить и сжечь. Люди роптали, хотя и старались сделать так, чтобы их недовольство не достигло ушей безжалостного капитана, который день и ночь или расхаживал по полуюту, погруженный в мрачное молчание, или рассматривал древние карты и пожелтевшие от времени свитки, или перелистывал фолианты, составленные из изъеденных червями листов пергамента. Иногда он заговаривал с Санчей, горячечно и бессвязно, как ей казалось, о потерянных континентах и сказочных островах, скрывающихся в неизведанных далях безымянных морей, где рогатые драконы охраняют покой сокровищ, собранных в незапамятные времена древними королями.

Санча слушала его речи, не понимая ни слова, зябко обхватив стройные коленки. Мысли ее то и дело уносились от бессвязных слов ее мрачного спутника к бронзовокожему гиганту, чей смех казался ей сочным и заразительным, как дуновение морского ветерка.

Но однажды, по прошествии многих унылых и тоскливых недель, на западном горизонте из моря показалась земля, и на рассвете они бросили якорь в неглубоком заливе. Перед ними простирался пляж, похожий на белую полоску, отделявшую гряду невысоких покатых холмов, поросших буйной зеленью, от синей глади моря. Налетевший ветер принес на своих крыльях аромат экзотических фруктов и специй, и Санча захлопала в ладоши от восторга, предвкушая, как сойдет на берег. Но радость девушки быстро сменилась досадой и разочарованием, когда Запораво приказал ей оставаться на борту до тех пор, пока не пришлет за ней. Он никогда не объяснял, почему принимает то или иное решение, так что о причинах она могла только гадать, если только это был не дьявол, обитавший в самых потаенных уголках его души и частенько заставлявший капитана причинять девушке зло просто так, из извращенного удовольствия.

Вот так и получилось, что она маялась неудовлетворенной тоской на полуюте и смотрела, как матросы на шлюпках изо всех сил гребут к берегу, рассекая гладь залива, которая в лучах утреннего солнца походила на расплавленный жадеит. Она видела, как они дружно выпрыгнули на песок, исполненные подозрений, с оружием наготове, пока несколько матросов прочесывали рощу, начинавшуюся сразу же за пляжем. Она обратила внимание на то, что среди них был и Конан. Не узнать высокую загорелую фигуру с мягкой кошачьей походкой было невозможно. Поговаривали, что он был настоящим дикарем, киммерийцем, одним из представителей племени варваров, обитавших на склонах голых и неприветливых гор далеко на севере, чьи набеги повергали в ужас их более цивилизованных южных соседей. По крайней мере, ей казалось, что есть в нем некая варварская жизненная сила, выделявшая его среди прочих.

С берега все громче доносились голоса, поскольку тишина и безлюдье изрядно ободрили буканьеров. Они рассеялись по пляжу в поисках фруктов. Санча видела, как они залезают на деревья или роются под ними, и у нее потекли слюнки. Она сердито топнула ножкой и выругалась с горячностью и умением, обретенным благодаря близкому соседству с невоздержанными на язык спутниками.

Мужчины на берегу и в самом деле отыскали фрукты и теперь жадно поглощали их, причем один сорт, с золотистой кожурой, показался им особенно вкусным. А вот Запораво, похоже, фрукты не заинтересовали. Лазутчики донесли, что в окрестностях не замечено ни людей, ни зверей, и он остался стоять на берегу, глядя на поросшие травой невысокие склоны, чередой убегающие к горизонту. Потом, коротко отдав какое-то распоряжение, он поправил перевязь с мечом и пошел к деревьям. Его спутник, очевидно, позволил себе не согласиться с тем, что командир идет один, за что получил сильный удар в лицо.

У Запораво же имелись веские причины соблюдать секретность. Он хотел знать, не является ли этот остров тем самым, что упомянут в таинственной и загадочной «Книге Скелоса», на котором, по преданию, вот уже многие века странные чудовища стерегут склепы, битком набитые золотые слитками с вырезанными на них иероглифами. Опять же, в силу известных лишь ему одному резонов, он не желал делиться полученным знанием – в случае, если оно окажется верным, – ни с кем, и меньше всего с собственным экипажем.

Санча, внимательно наблюдавшая за ним с полуюта, видела, как он скрылся из глаз под густыми кронами деревьев. Вскоре она заметила, как Конан, бараханец, повернулся, окинул быстрым взглядом людей, рассеявшихся по берегу, и поспешил вслед за Запораво, исчезнув в густой зелени.