Терри Пратчетт - Наука Плоского мира. Книга 2. Глобус

Когда вы представляете себя кем-то другим, истории обретают новое измерение. Вы можете отождествлять себя с главным героем и косвенно жить в другом мире. В этом кроется притягательность художественной литературы: вам не нужно подниматься с кресла, чтобы стать капитаном подводной лодки или шпионом, выслеживающим врага.

По этой же причине мы любим и театр – только здесь существуют реальные люди, с которыми мы можем себя отождествлять, – люди, играющие выдуманные роли. Актеры и актрисы. А они, в свою очередь, еще глубже проникают в разум других людей, в разум своих персонажей – Макбета, второй ведьмы, Оберона, Титании, Мотка.

Откуда эта способность у нас взялась? Как водится, она возникла благодаря комплицитности между внутренней способностью мозга обрабатывать сигналы и внешним культурным давлением. Она появилась в процессе эволюционной гонки вооружений, главным оружием в которой была ложь.

Эта история начинается с развития языка. Когда мозги протолюдей претерпели эволюцию и увеличились в размерах, в них появилось место для выполнения задач новых типов. Примитивные мычание и жесты стали упорядочиваться в более-менее систематические коды, способные отражать важные для этих людей аспекты окружающего мира. Такое сложное понятие, как, например, «собака», теперь ассоциировалось с определенным звуком. Благодаря установленным культурным условностям каждый, кто слышал этот звук, представлял себе образ собаки – этот звук был чем-то большим, чем прежде. Если вы попробуете послушать кого-то, кто разговаривает на знакомом вам языке, прислушиваясь только к звукам и стараясь не обращать внимания на значения слов, то быстро придете к выводу, что это практически невозможно. Речь на языке, не похожем ни на один из тех, которыми вы владеете, покажется вам бессмысленной тарабарщиной. Она содержит даже меньше смысла, чем кошачье «мяу».

Цепочки нервных клеток мозга научились декодировать тарабарщину, придавая ей значение. Ребенок, подрастая, начинает лепетать случайный набор фонем, «единиц» звука, которые способен издавать человеческий рот и гортань. Детский мозг постепенно убирает лишние звуки, оставляя лишь те, которые слышит от родителей и других взрослых. При этом он разрушает связи между нервными клетками, которые считает изжившими себя. Раннее умственное развитие по большей части заключается в удалении случайных связей универсального мозга и превращении его в мозг, способный воспринимать вещи, которые представляют важность для культуры самого ребенка. Если в раннем детстве ребенок не подвергается значительному языковому воздействию – как, например, в случаях «диких» детей, воспитанных животными, – потом он уже не может научиться нормально говорить. Примерно к десяти годам мозг утрачивает способность к изучению языка.

Практически то же самое происходит и с другими чувствами, особенно с обонянием. Разные люди по-разному воспринимают одни и те же запахи. Одним определенный запах может показаться неприятным, другим – безвредным, третьи же вообще его не заметят. На восприятие некоторых запахов, как и в случае с языком, влияние оказывает культура.

Первичная функция языка – под чем мы подразумеваем «главную эволюционную уловку, несущую преимущества, которые сохраняются и совершенствуются в ходе естественного отбора», – заключается в передаче смысловых сообщений другим представителям своего вида. Мы делаем это несколькими способами – например, «язык тела» и даже запахи передают образные сообщения, в основном на бессознательном уровне. Но наиболее практичным и пригодным является речь, и мы весьма осознанно воспринимаем то, что говорят другие. Особенно если это касается нас самих .

Одна из наиболее распространенных характерных эволюционных уловок – это жульничество. Как только группа организмов развила в себе определенную способность или поведение, возникает новая возможность – коверкать ее. Предсказуемые модели поведения служат естественным трамплином для прыжков в пространство смежных возможностей. Пчелы развили способность собирать нектар и пыльцу, чтобы питаться ими. Позже мы исковеркали ее, придумав для них лучшие жилища, чем они могли найти в дикой природе. И стали отбирать у пчел мед, обеспечивая их ульями как элитными домами из пространства смежных возможностей.

Многие тенденции эволюции возникли в результате такого коверкания. Так, с развитием способности втолковывать определенные мысли другим стало естественным экспериментировать с методами коверкания в ходе эволюции. Не обязательно вкладывать в них то, что сами считаете верным, – можно вложить и какие-нибудь иные мысли. К примеру, запутать собеседника и тем самым добиться преимущества. Результатом этого стала эволюция лжи.

Многие животные лгут. Замечено, что обезьяны могут подавать своей группе сигналы об «опасности», чтобы затем, когда все скроются в укрытии, присвоить брошенную в спешке еду. Притворство в царстве животных – это одна из форм лжи, пусть и более примитивная, но производящая достаточно сильный эффект. Безобидная журчалка имеет желто-черный осиный окрас, чем вводит в заблуждение, мол, я опасна и могу ужалить.

В ходе нашей эволюции эта обезьянья ложь превратилась в более сложную ложь приматов, затем в ложь гоминид и, наконец, в человеческую ложь. Когда мы стали более разумными, наша способность лгать эволюционировала параллельно с другим важным умением – выявлять ложь других. Группа обезьян может развить средства защиты от своего собрата, обманывающего их, подавая сигнал об опасности. Одно из них – принять за данное, что ему нельзя доверять, и в дальнейшем игнорировать. Детская сказка о мальчике, который кричал «волк», демонстрирует опасность такого подхода как для группы, так и для лжеца. Второе средство – наказать его за ложь. А третье – развить способность находить различия между ложными и настоящими сигналами. Станет ли обезьяна кричать об «опасности» и алчно коситься на чужую еду?

Веские основания для эволюции имеются не только у способности лгать, но и у способности уличать во лжи. Если кто-то пытается манипулировать вами ради собственной выгоды, то, скорее всего, это противоречит вашим интересам. Значит, для вас лучше всего осознать это и не дать собой манипулировать. Вследствие этого неизбежно стартует гонка вооружений, в которой способность лгать соревнуется со способностью уличать во лжи. Безусловно, она продолжается до сих пор, хотя как в умении лгать, так и в умении выявлять ложь уже достигнуты серьезные успехи. Иногда мы понимаем, что человек врет, лишь по единственному взгляду на его лицо или по тону голоса.