Кендалл Калпер - Соль и шторм

– Ты мне не доверяешь?

Как ему было объяснить, что я никому не могу довериться? Даже единственному другу, который ради меня был готов подвергнуться опасности.

– Тебе необязательно это делать, – сказала я. – Если ты беспокоишься, что тебя поймают, давай просто забудем об этом.

Вместо ответа он лишь вздохнул, затем достал из кармана клочок бумаги и огрызок карандаша.

На душе сразу потеплело. Как я была ему благодарна в этот миг! Томми, дорогой Томми, лучший друг на свете!

Я взяла карандаш, но меня вновь одолели сомнения. Внезапно по телу пробежал неприятный холодок. Руки и ноги покрылись мурашками. Я поняла, что не могу написать о своем кошмаре, но Томми стоял за спиной и ждал, не сводя с меня глаз. Собравшись с духом, я быстро нацарапала: «Я видела дурной сон. Мне нужна твоя помощь». Затем сложила записку и протянула Томми, который тут же спрятал ее в карман.

– Когда пойдешь? Сегодня вечером? Ее ответ можешь потом передать одной из наших служанок, что работают на кухне, – голос мой звучал взволнованно, пожалуй, даже слишком.

Томми замешкался на секунду, но согласился:

– Хорошо, так и сделаю.

Я кивнула, стараясь успокоиться, но сердце все равно стучало как бешеное. Тогда Томми обнял меня за плечи:

– Что бы ни случилось, Эвери, скоро все наладится.

Он говорил мягко и вместе с тем очень уверенно, и впервые с того момента, как мне привиделся кошмар, я улыбнулась.

После разговора с Томми я вернулась домой. Незаметно проскользнула в свою комнату. Теперь оставалось только считать часы и ждать новостей. Он будет занят весь день, отвлечется разве что на обед, а к вечеру у него наверняка опять накопятся счета, которые никак нельзя отложить на следующее утро. Получалось, что отправиться в дорогу Томми сможет не раньше десяти-одиннадцати. Если в пути все будет гладко, то за два-три часа он доберется до бабушки, а значит, в Нью-Бишоп вернется уже под утро, по крайней мере, не раньше трех. Даже если он сразу отправится к дому моей матери (а так он наверняка делать не станет – с дороги ведь захочется передохнуть), вряд ли я смогу тайком выйти, чтобы подстеречь его снаружи. Значит, только завтра… еще целые сутки ожидания и беспокойства.

От голода у меня живот подвело. Я перестала мерить шагами комнату, тихо спустилась на кухню и утянула ячменную лепешку. Затем снова вернулась к себе. Двадцать четыре часа… Не так уж это и долго – в конце концов, о побеге я мечтала целых четыре года. Вспомнился самый первый день, когда мать только привезла меня к себе, и я невольно содрогнулась.

– Ну, вот, я спасла тебя, – заявила она тогда. – Ты ничего не хочешь мне сказать?

Она наклонилась ко мне так близко, что я смутилась. Прежде мне никогда не доводилось видеть лицо, так сильно обезображенное шрамом.

– Тебе больше не придется жить в той лачуге, – приговаривала она. – И с ней встречаться больше не придется.

Она оглядела меня с головы до ног и добавила:

– Я куплю тебе туфли. Видела в городе одни, прехорошенькие и на маленьком каблучке.

Я не знала, что сказать.

– Тебе и платье нужно новое, – добавила она. – А то, знаешь, в этом наряде ты какая-то старомодная. А когда ты в последний раз играла с другими девочками?

Мать дотронулась до моего рукава, а я словно оцепенела, уставившись на нее во все глаза.

– А ведь это платье, что ты сейчас носишь, шила я сама, когда была молодая. Пришлось подкопить денег, чтобы купить ткань и выкройку. Всю зиму работала и откладывала, а потом еще целый месяц над ним корпела. Мать мне тогда сказала, что это пустая трата денег, но в конце концов платье получилось прелестным. Пожалуй, теперь я сошью для тебя что-нибудь получше. Мы вместе можем выбрать модель и цвет.

– Не хочу новое платье. Когда я могу пойти домой?

Она выпустила мой рукав.

– Теперь твой дом здесь.

Стоя передо мной, мать приглашающее развела руками. Комната была такая тесная, что ее пальцы почти коснулись обеих стен.

– Хочу домой, – упрямилась я.

Мать нахмурилась:

– Ты не понимаешь. Я – твоя мама.

Резким движением она свела руки перед собой, сцепив пальцы в замок.

– Становиться ведьмой – очень тяжело и очень мучительно, – сказала она тогда и с тех пор повторяла это неоднократно, хотя никогда не уточняла, почему тяжело и почему мучительно. Думаю, она просто хотела напугать меня, однако лишь сильнее распалила мое желание поскорее открыть в себе магическую силу.

– Чтобы стать ведьмой, тебе пришлось бы отречься от многого. Очень многого. Да и бабушкин дом – совсем не место для маленькой девочки. Вечно там шатается неизвестно кто, даже по ночам. – Она нервничала, вышагивая по комнате взад-вперед, и каждый шаг отзывался в такт ее словам громким стуком каблуков. – Тебе необходимо образование. Да ты столько всего пропустила, пока жила с ней! Я должна была забрать тебя много лет назад. Ведь ты заслуживаешь лучшего. Самого лучшего. Ты будешь жить со мной, будешь ходить в школу…

Не помню, перестала ли она наконец говорить, потому что, не выдержав, я начала кричать – так громко и пронзительно, как только могла.

Шли недели, а я никак не могла привыкнуть. Все это время мать пыталась меня успокоить или задобрить, рассказывала об игрушках, которые купила, заколках и лентах, романах для девочек. Она ожидала, что мне, как и героиням этих книг, достаточно несколько ненавязчивых напоминаний о правилах хорошего поведения, чтобы образумиться.

– Прекрати! Прекрати! – требовала она в ответ на мои вопли, не понимая, что все ее мечты на мой счет несбыточны. Напрасно она надеялась, что взяла в дом миниатюрную копию себя самой, девочку, которой только и надо, что наряжаться, читать книжки и играть в куклы, и которая будет обожать ее за так называемое «спасение».

Мать одаривала меня вещами, о которых сама когда-то мечтала, и, изумляясь, что я отказываюсь от подарков, покупала их еще больше и еще усерднее навязывала свои идеи. Она чуть не силой водила меня на концерты и в кукольный театр, завлекала в магазины, где торговали сладостями и игрушками, катала на каруселях, спуская на развлечения свои мизерные сбережения. Но я продолжала кричать.

– Прекрати! – велела она однажды, и на этот раз в голосе ее отчетливо звучали раздражение и страх.

Она схватила меня за плечи и трясла до тех пор, пока я не начала задыхаться, а затем в наступившей тишине строго сказала:

– Теперь твой дом здесь! И ты останешься со мной! Ты никогда больше ее не увидишь! И она никогда за тобой не приедет. Со мной ты будешь в безопасности. Я не позволю тебе связать свою жизнь с магией. Сейчас тебе трудно понять, но это только во благо.

Я хотела вырваться из объятий, но она лишь крепче сжала меня, думая, что обнимает свою дочь. Я же чувствовала себя как птица, которую заточили в клетке.