Кендалл Калпер - Соль и шторм

Бабушка ответила, что этот дар у меня с рождения, что я принадлежу этому месту и делаю то, что и должна, но мать еще крепче, до боли стиснула мою руку.

«Ну уж нет! Она рождена для большего, чем предрекать чью-то смерть!» – крикнула она.

Толковать сны она мне, естественно, запретила, но ей было невдомек, что я все равно продолжала заниматься этим в доках и тем самым зарабатывала себе на карманные расходы. В общем-то в этом не было особой нужды, поскольку новый муж моей матери слыл человеком весьма состоятельным и мог набить мои карманы монетами на несколько десятилетий вперед. Но, помимо прочего, мне надо было как-то избавляться от тягостного напряжения, которое день ото дня становилось все сильнее. Думаю, это магия томила меня изнутри и призывала действовать. Пареньки, да и мужчины постарше украдкой подходили ко мне, платили по доллару за сон, и я рассказывала, что ждет их в будущем.

Нередко людям снилось то, что на первый взгляд казалось бессмысленным и незначительным, как то: потерянный платок, прокисшая еда, солнечный ожог. Я же в этих мелочах распознавала ужасные вещи: мальчика, сжигаемого жаром, разбитую вдребезги лодку, тонущего человека. Видела болезни, несчастья, смерть.

Правда, в тех случаях, когда человека ожидала страшная участь, я, бросив что-нибудь вроде «плохи дела», предлагала вернуть деньги. Если бедняга упрямился, спрашивала еще раз: «Ты действительно хочешь знать, что с тобой будет?»

Моя предприимчивая бабушка вряд ли поняла бы меня, но я считала, что так поступать честнее. Страшная смерть – это настоящее наказание, однако немногим лучше жить, осознавая, что в любой момент с тобой может случиться беда, ожидать ее постоянно и раздумывать над каждым своим решением, каждым действием и словом – уж не оно ли станет роковым?

Порой люди предпочитали все-таки узнать правду, а порой – забрать доллар и остаться в счастливом неведении: «Будь что будет». Некоторые, выслушав предсказание, смеялись и заявляли, что все это – глупости и они не верят ни единому слову. Что ж, их право, в конце концов, это не моя жизнь. Другие, бывало, спрашивали, что можно сделать, чтобы избежать такой участи. Я пожимала плечами – что тут поделаешь? Это ведь судьба, ее не изменить. Затем поспешно убегала, пока им не пришло в голову потребовать назад свои деньги.

Слабый свет раннего утра озарил мою комнату, которая была, пожалуй, по размерам не меньше, чем весь бабушкин дом. Но к черту роскошь, я должна вырваться отсюда! Должна вернуться к бабушке. От волнения пальцы теребили пуговицы на дорогом, шитом на заказ платье. Таких у меня – полный шкаф, мать накупила. «Спокойно, без паники! – успокаивала я себя. – Буду нервничать – только хуже станет. Этот сон не может быть правдой. Никто меня не собирается убивать, потому что…»

Неожиданно ответ явился сам собой: никто не сможет убить ведьму из семьи Роу.

На острове каждый знает историю самой первой из нас, Мадлен Роу. Случилось это более века назад, когда она только прибыла на остров. Местные решили утопить Мадлен, но, когда разъяренная толпа приволокла ее к краю скалы, море вдруг вздыбилось. Поднялась гигантская волна, обрушилась на берег и смыла всех, кроме нее. Родственники погибших – скорбящие вдовы и моряки, обезумевшие от гнева, – явились к ней, чтобы отомстить, но сами не заметили, как спрятали свои ножи. Их ярость стихла, и они ушли, не причинив Мадлен никакого вреда. И с тех пор подобных случаев было немало – достаточно, чтобы понять: ведьму из семьи Роу убить невозможно.

Эти мысли принесли мне облегчение. Строго говоря, дар ко мне пока не перешел, поэтому защита не действовала, но теперь я знала, как поступить. Нужно только раскрыть секрет моей магии и стать ведьмой острова вместо бабушки. Невольно вырвался смешок – загвоздка как раз в том, что я понятия не имела, как это сделать, хотя постоянно пыталась – все четыре года, что жила с матерью. С того самого момента, как она забрала меня, я искала способ овладеть колдовством, но не продвинулась ни на йоту.

Вспомнился тот день… последний, когда я видела бабушку. Она стояла на пороге своего дома, тянула к нам руки, а мать тащила меня прочь. Бабушка не пошла за нами, не попыталась остановить мать, потому что напоследок та выкрикнула: «Только попробуй прийти за моей дочерью, и я вообще заберу ее отсюда навсегда!» Ни я, ни бабушка не ожидали таких слов, даже от нее, так сильно возненавидевшей магию. Как могла одна из Роу сказать такое?! Покинуть свой дом, свою землю, оставить единственный мир, который она знала! Нас бы потрясло не меньше, приставь она, скажем, к моей шее нож, настолько это было безрассудно и жестоко. Вряд ли бабушка (да наверняка и сама мать) всерьез верила, что можно увезти меня с острова, но рисковать не решилась бы, как никто не стал бы проверять, как далеко способна зайти спятившая женщина с ножом в руке.

Меня терзало отчаяние. Можно попробовать написать бабушке. Вот только если мать об этом узнает, она, возможно, и выполнит свою угрозу. Конечно, шаг опасный и даже глупый, но это, пожалуй, единственное, что спасло бы меня от смерти.

Я выскользнула из комнаты, пересекла холл и спустилась к парадной двери, стараясь идти как можно тише, хотя было еще слишком рано и все спали: и мать, и ее муж, и оба его мерзких ребенка. «Это твоя новая семья», – внушала мне мать.

Из всех неприятностей, которые мне довелось пережить по ее воле, «новая семья» стала самым тяжким испытанием. Поначалу, два года назад, я даже не поверила матери, когда она, вернувшись как-то вечером в нашу тесную обшарпанную квартирку, сообщила, что собирается выйти замуж за местного пастора Уильяма Сэвера, богатого вдовца с двумя маленькими детьми. Пастора! Да у бабушки сердечный приступ случился бы, узнай она такую новость. Кроме того, отпрыски Сэвера были просто ужасны. Особенно Уолт, который развлекался тем, что мучил насекомых и подглядывал за мачехой, когда та принимала ванну. Шестилетняя Хэйзел тоже была далеко не ангелом.

Я не могла понять, зачем матери это замужество. Когда она только забрала меня, казалось, ее вполне устраивала скромная жизнь и работа прачки. Что же до пастора, то здесь и думать нечего – мать приворожила его. Конечно же она твердила, что сделала это исключительно ради меня, якобы должна была вытащить свою дочь из лачуги, насквозь пропахшей заводским дымом, от которого раздирал кашель; должна была обеспечить меня вкусной едой и мягкой, теплой постелью. Однако она и сама наслаждалась тем, что живет как истинная леди в огромном доме, в самом престижном районе города, который местные иронично называли «выше маяка». С тех пор как мы переехали к пастору, она неустанно повторяла, насколько лучше, комфортнее и безопаснее стала наша жизнь. Безопасность – мать особенно ее ценила.