Майкл Муркок - Глориана; или Королева, не вкусившая радостей плоти

Двери были открыты. Они встали, даже Ингльборо, при появлении Королевы. В тяжелом убранстве неспешно двигалась она к своему креслу, они же кланялись ей, ослепляясь один за другим ярким светом из окна за ее спиной. Глориана на миг замерла у стола, созерцая их, задумчива, после уселась, дозволяя им возвратиться в кресла.

– Доброе утро, джентльмены.

Монфалькона удивил ее оживившийся тон.

– Что за дела у нас сегодня? – вопросила она, когда они ответили приветствиями.

Лорд Ингльборо, небрежен к протоколу, объявил:

– Выкуп за Тома Ффинна принят. Он возвращается на собственном судне и вскорости.

– Превосходная весть. Но его следует наказать, мой Лорд-Адмирал. Все трофеи, какие ни есть, конфисковать. И обязать его покрыть сумму своего выкупа.

Лорд Ингльборо кивнул, согласный с таким правосудием.

Монфалькон ощутил, что настроение его улучшается. Последнее время Королева пренебрегала делами Совета, предлагая тому скудное водительство. Ныне она вновь держалась молодецки. Внутри Монфалькона расцвело тепло, не имевшее ничего общего с жаром солнца. Его Глориана опять выказывала отцовскую мощь. Совет сделался оживленнее, устремя выжидательные взгляды на конец стола, где восседала Королева, осаниста и улыбчива.

– Ваше Величество, – начал Монфалькон, – что касается убийства леди Мэри, я сожалею…

Она повела повелительной рукой.

– Сие дело лучше позабыть, милорд. Хотя мы сочувствуем бедному, безумному сиру Танкреду, сомнений в том, что он убивец, в конечном счете немного.

Она принесла им утешение. Они, казалось, только и ждали ее ясного слова. Тьма была изгоняема из всякого черепа.

– Остается вопрос парней Жакоттов, – сказал лорд Монфалькон. – Доносят, что они стремительно вооружают корабли.

– Дабы напасть на Арабию?

– Надо думать, да, Ваше Величество.

– Тогда их потребно остановить.

– Согласен, Ваше Величество. Сие, однако, вопрос деликатный, ибо они действуют тайком.

– Призовите их к Суду. В нашем Государстве секретов не будет. Сие мы говорили всегда.

– Они не явятся, Ваше Величество. – Сир Амадис, будучи родственником Жакоттов, говорил чуть смущенно.

Сир Орландо сказал:

– Нельзя ли пушки чем-нибудь забить, корабли продырявить? – Он взглянул на Ингльборо.

– Возможно. – Старик сделал глубокий вдох. – Но сие лишь отложит и ухудшит проблему.

– Есть у вас люди для сего? – вопросил сир Орландо Монфалькона.

Лорд Монфалькон еще раз пожалел о смерти Квайра. Согласись он, придется посылать Лудли, Свинна и кого-то вроде них. А они все испортят. Может статься, он вынужден будет нанять Вебстера и его словоохотливых лжеджентльменов.

– Вы колеблетесь, милорд. – Сир Орландо вновь обрел свое стоическое «я».

Королева смотрела на Лорда-Канцлера, хмура, несчастлива.

– Я колеблюсь, сир Орландо. Я не уверен, что сия схема – лучшая. Бить исподтишка…

– Выходит, мы должны бить исподтишка, раз Жакотты действуют исподтишка.

Тут он осознал, что Хоз говорил с необычной яростью, полагая себя убедительным. Монфалькон в сомнении взглянул на безмолвную Королеву.

– В прошлом Ваше Величество никогда не допускало подобные методы. Ваше Величество всегда в высшей степени чувствительно относилось к тому, что Короне должно оставаться незапятнанной. – Итак, оказалось, что она молча принимает план из тех, что были ему более чем знакомы, и он встревожился. Всю жизнь Монфалькон защищал ее от знаний о том, на чем именно держится ее безопасность, ее дипломатия. То, что подобный план обсуждается на открытом собрании и не отвергаем ею немедленно, его шокировало. – Я против.

– В противном случае мы рискуем войной с Арабией, да? – сказал мастер Орм.

– Именно, однако…

– Так давайте повоюем. – Мастер Бьюцефал вскочил на ноги. Военный Секретарь был нетрадиционно лют. – Покараем их. Укажем им на их место. Им дозволялось интриговать слишком долго – убивать наших людей, оспаривать нашу мощь, иметь нахальство свататься к нашей Королеве. Сметем Багдад, Ваше Величество!

Королева была бледна, словно, подражая отцовскому настрою, впервые осознала, что может свершиться ее именем, однако улыбнулась.

– О войне не может быть и речи, – сказала она. – Наша согласованная политика – с сиром Орландо – всегда была следующей: война расходует жизни и деньги, она привносит ложное чувство общности, пока длится, и создает непредвиденный раздор, когда кончается, ибо привычные к брани не желают с нею расставаться и должны искать иные войны, иных врагов.

– Значит, взамен мы атакуем храбрых Жакоттов. Пресечем их миссию, праведную, – сардонически заметил мастер Стрелдич. – Я прошу прощения у Вашего Величества. – Он сел.

– Жакотты были призваны и отказываются являться, – сказала она им. – Такое неповиновение нас сердит, но все же мы полны сочувствия. Мы прощаем им их гнев. Они потеряли сначала сестру, а потом отца. Однако что может доказать виновность Арабии?

– Она общеизвестна, Ваше Величество, – молвил сир Амадис. – Некое отмщение, произведенное лордом Шаарьяром до возвращения оного в Багдад. Вы должны признать, он поспешил прочь вскоре после событий.

– Отозван своим Калифом. Сей слух возник ниоткуда. Сир Танкред, я настаиваю, был убивцем. – Она едва не искрилась царственным неистовством. – Я не допущу войны. Никогда, пока мы не подверглись нападению.

– Арабия проявляет себя агрессивно всякий день. Она ударит довольно скоро. – Сие вновь от кладбищенского мастера Бьюцефала.

– Если ударит, – молвила Глориана, – Империя нанесет ответный удар. Мы – Альбион. Наш долг – противиться старым обычаям Железного Века. Разве не все вы здесь, как и любой наш подданный на трех континентах, в сем убеждены? Желаете ли вы, дабы сей утонченный Златой Век выжил? Окреп? Установился, отлит в веках, незыблем? Желаете, джентльмены, я знаю наверняка. Такова общая для всех нас мечта. Мечта, коей грезили лорд Монфалькон и лорд Ингльборо, пока день за ужасным днем ноги топтали ступени эшафота и топор заплечных дел мастера не обсыхал. Всему миру показываем мы путь обратно к истинному Рыцарству. Мы стоим против несправедливости, безнравственности, жестокости, тирании. И поэтому мы в безопасности. Одна подлость со стороны Альбиона – и структура раздробится, мечта разрушится. Я – ваша Глориана, ваша Королева, ваша Совесть и ваша Вера. Я напоминаю вам о Долге, о коем я не забыла и о коем вам забыть нельзя.

Монфалькон светился, слушая ее слова. Он видел, как тают на всяком лице себялюбие, гнев, досада, цинизм, отчаяние и злоба. Лорд Ингльборо помавал подагрическими кулаками и призывал контрапунктом: «Слушайте! Слушайте!» – оглядываясь, будто немедля вызвал бы на дуэль любого не изъявившего согласия.