Стефани Майер - Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление (сборник)

От смущения я покраснел и увидел, как вспыхнули ее глаза. Ну почему моей крови обязательно надо приливать к щекам, а не течь по венам, как полагается?

Эдит резко отвернулась и придвинула к себе микроскоп.

Первому стеклу она уделила четверть секунды, не больше.

– Профаза.

Потом она заменила первое стекло на следующее, помедлила и повернулась ко мне.

– Или, может, хочешь проверить? – с вызовом спросила она.

– М-м… нет, все нормально, – заверил я.

Она аккуратно записала слово «профаза» в первой строчке нашей рабочей таблицы. Даже ее почерк был совершенным, словно она училась чистописанию. Неужели кого-то до сих пор этому учат?

Едва взглянув в микроскоп на второе стекло, Эдит вписала слово «анафаза» в следующую строчку, изобразив петельку буквы «а» каллиграфически, как на свадебном приглашении. Приглашениями на свадьбу матери пришлось заниматься мне. Я напечатал текст на наклейках на принтере, выбрав шрифт с завитушками, но он не шел ни в какое сравнение с элегантным почерком Эдит.

Она вставила в микроскоп следующее стекло, а я тем временем пользовался тем, что она отвлеклась, и вовсю разглядывал ее. Я думал, что вблизи замечу хоть какой-нибудь недостаток – след от прыща, торчащий волосок в брови, крупные поры, хоть что-нибудь. Но так ничего и не нашел.

Внезапно она подняла голову и устремила взгляд на миссис Баннер – за мгновение до того, как та обратилась к ней:

– Мисс Каллен!

– Да, миссис Баннер? – отвечая, Эдит придвинула микроскоп ко мне.

– Может, вы все-таки дадите мистеру Свону шанс что-нибудь усвоить?

– Конечно, миссис Баннер.

Эдит повернулась ко мне, на ее лице отчетливо читалось: ладно уж, валяй.

Я наклонился над микроскопом, чувствуя, что она следит за мной – все по-честному, если вспомнить, как я пялился на нее. Но под прицелом ее глаз я смутился, движения стали неуклюжими, даже голову я наклонил с трудом.

Хорошо хоть предметное стекло оказалось простым.

– Метафаза, – объявил я.

– Не возражаешь, если я тоже посмотрю? – спросила она, когда я начал было вынимать стекло. С этими словами она взяла меня за руку, чтобы остановить. Ее пальцы были холодными, словно перед уроком она сунула их в сугроб. Но я отдернул руку вовсе не по этой причине: от ее прикосновения меня словно шибануло током.

– Извини, – пробормотала она, сразу отдернув руку, но продолжая тянуться к микроскопу. Немного растерявшись, я смотрел на нее, а она ухитрилась разглядеть препарат всего за долю секунды.

– Метафаза, – подтвердила она и снова придвинула микроскоп ко мне.

Я попробовал поменять предметные стекла, но то ли они были слишком мелкими, то ли мои пальцы – слишком огромными, но в результате я выронил оба. Одно упало на стол, а другое – на самый край стола и сразу свалилось вниз, но Эдит успела поймать его прежде, чем оно коснулось земли.

– Упс… – выдохнул я, сгорая от стыда. – Извини.

– Ну, что на последнем, и так ясно, – заметила она. В голосе слышался оттенок иронии. Опять я стал посмешищем.

Эдит каллиграфически вписала слова «метафаза» и «телофаза» в последние две графы таблицы.

Лабораторную мы закончили, намного опередив остальных. Я заметил, как Маккайла с соседом несколько раз смотрели то на одно стекло, то на другое, сравнивая их. Еще одна пара прятала под столом открытый учебник.

Заняться больше было нечем, и я попытался не пялиться на Эдит – безуспешно! Я все-таки взглянул на нее, а она уставилась на меня как прежде, с тем же необъяснимым раздражением в глазах. Вдруг до меня дошло, почему сегодня ее лицо выглядит иначе.

– Ты в контактных линзах, что ли? – не задумываясь, ляпнул я.

Мой неожиданный вопрос озадачил ее.

– Нет.

– А-а… – протянул я. – Просто мне показалось, что у тебя глаза стали какими-то другими.

Она пожала плечами и отвела взгляд.

Теперь я точно знал, что изменилось. Я же не забыл ни единой подробности того раза, когда она смотрела на меня так зло, будто хотела моей смерти. До сих пор помню непроглядную черноту ее глаз, таких ярких на фоне бледной кожи. А сегодня у нее были глаза совершенно другого цвета – странного, золотистого, чуть темнее цвета жженного сахара, но с тем же теплым оттенком. Я не понимал, как такое возможно, если, конечно, про линзы она не наврала. Или просто Форкс свел меня с ума в буквальном смысле слова.

Я опустил глаза. Эдит снова сжала пальцы в кулаки.

Миссис Баннер подошла к нашему столу, выяснить, почему мы бездельничаем. Заглянув нам через плечо и увидев заполненную таблицу, она принялась проверять ее.

– Так значит, Эдит… – начала миссис Баннер.

– Бо определил половину препаратов, – не дала ей закончить Эдит.

Миссис Баннер перевела взгляд на меня, ее выражение стало скептическим.

– Ты уже выполнял эту работу? – спросила она.

Я пожал плечами.

– Но не с препаратами лукового корня.

– С бластулой сига?

– Да.

Миссис Баннер кивнула.

– В Финиксе ты учился по программе повышенной сложности?

– Да.

– Ну что же, – помолчав, продолжила она, – хорошо, что на лабораторных вы сидите вместе, – она невнятно добавила еще что-то и отошла. Я снова принялся черкать в тетради.

– Обидно получилось со снегом, верно? – спросила Эдит. Мне показалось, что она заставляет себя болтать со мной о пустяках. Как будто подслушала наш с Джереми разговор за обедом и теперь пыталась доказать, что я не прав. Но подслушать она никак не могла. Похоже, у меня развивается паранойя.

– Вообще-то нет, – честно ответил я вместо того, чтобы притворяться нормальным, таким же, как все. Я до сих пор пытался отделаться от дурацких подозрений, и мне было не до общения и прочих общепринятых условностей.

– Ты не любишь холод, – она не спрашивала, а утверждала.

– И сырость тоже.

– Тяжко тебе приходится в Форксе, – задумчиво проговорила она.

– Еще как, – мрачно буркнул я.

По какой-то невообразимой причине мои слова заинтересовали Эдит. Ее лицо мешало мне сосредоточиться, и я старался смотреть на него не чаще, чем того требовала вежливость.

– Зачем же ты сюда приехал?

Об этом меня еще никто не спрашивал – по крайней мере, напрямик, требовательно, как она.

– Это… сложно объяснить.

– А ты попробуй, – настаивала она.

Я помолчал, а потом сделал ошибку – посмотрел ей в глаза. Эти темно-золотистые глаза сбили меня с мысли, и я ляпнул, не думая:

– Мать снова вышла замуж.

– Пока что все понятно, – отметила она с неожиданным сочувствием. – Когда это случилось?

– В прошлом сентябре, – даже я уловил грусть в собственном голосе.

– И ты его недолюбливаешь, – предположила Эдит все тем же доброжелательным тоном.

– Нет, Фил ничего. Может, слишком молодой, но хороший человек.