Том Кокс - Под лапой. Исповедь кошатника

Их заменил серьезного вида парень по имени Ник – он жил на окраине Нориджа, боготворил Томаса Харди («правда, только поэзию») и ходил в узких черных джинсах. Медведь, который редко показывался на последних встречах клуба, особенно если обсуждались комиксы или развлекательная литература, тут же заинтересовался. Он с наглым видом прыгнул к Нику на колени и стал неутомимо топтать их, ни на секунду не отрывая взгляд от его длинной челки. Я не знал, как реагировать: то ли извиниться, то ли предложить им уединиться в гостевой спальне, то ли как ни в чем не бывало продолжить напыщенный монолог о романе Роуз Тремейн «Реставрация».

Вскоре Медведь свернулся на коленях своего нового друга в тугой комочек, и в тот вечер Ник ушел последним явно лишь из вежливости. Хотя для нас с Ди это было что-то новенькое – Медведь ни на ком не лежал так долго, – через пару часов мы начали волноваться за ноги Ника и решили вмешаться. Так и до тромбоза недалеко. Я осторожно переложил кота на пуфик. Приоткрыв один глаз, Медведь обиженно взглянул на меня.

Однако это было исключением из правил, как и все проявления общительности Медведя. Чаще всего вечера книжного клуба заканчивались так: Боб, Розмари, Ди, бабуля Крисси и я садились у камина, а у нас на коленях или рядом устраивалось по коту – из тех, что более жизнерадостны. Если клуб проходил у Боба и Розмари, они подкладывали в камин побольше поленьев – «чтобы Борису и Лютику было теплее».

Именно об этом люди со счастливым вздохом говорят: «Не жизнь, а мечта». Правда, между «мечтой» и «жизнью» немало различий, и есть множество разумных объяснений тому, почему первый вариант обычно не подходит для тех, кому около двадцати пяти.

Чуть меньше года назад в нашей жизни было полно пабов, концертов и друзей одного с нами возраста, многие из которых играли на гитаре. Теперь мы жили встречами в гостиной, садом и дружили с людьми, которые годились бы нам в бабушки и дедушки, а к тому же могли похвалиться дорогущими решетками для барбекю. Собственно, среди них действительно были наши бабушки и дедушки. Мы старались искать позитивные стороны, однако каждому аргументу в духе «чашка какао наполовину полная» находился контраргумент с полупустой чашкой. Мы молоды! Мы сбежали от грязи и протекционизма большого города! Друг в друге мы нашли родную душу! Мы отлично ладим! Наши кошки могут гулять на природе! По воскресеньям мы ездим на гаражные распродажи и покупаем классные винтажные стулья! С другой стороны… Нам не хватает букинистических магазинчиков Холборна, театр-бара «Феникс» на Чаринг-Кросс-роуд, фитобаров и готовых сэндвичей! Отрезанные от мира, мы все чаще действуем друг другу на нервы! Соседские павлины не дают спать по утрам! В недавно купленном винтажном стуле оказалось полно блох, а его ножки теперь испачканы мышиной кровью!

Шел июль нашего первого лета в Норфолке, и как-то наутро после книжного клуба я спустился на кухню: в доме было непривычно тихо. Коты давно приучили меня сначала готовить завтрак им, а потом уже себе. Первым обычно прибегал Брюер – он молнией врывался в дом через кошачью дверцу и встречал меня щебечущим мяуканьем, слегка напоминающим шум футбольного стадиона. За ним появлялись Шипли, Ральф и Джанет, затем неспешно входил Медведь. Но сейчас на мой свист отозвался только Джанет, принявшийся с голодным видом бить меня по ноге лапой.

Я немного подождал и посвистел еще раз: из-за кустов вышел Ральф и уныло поплелся в сторону дома. Через пару минут я увидел Шипли, известного своей гиперактивностью – он тоже выглядел мрачным. Странно, обычно они оба отзываются на малейший шорох коробки с печеньем, ради которого готовы пробраться сквозь снег, воду и охраняемый немецкой овчаркой сад. По-прежнему заторможены после на редкость крепкого сна? Наш домик стоял прямо у проходящей по деревне автомагистрали, обычно пустующей, а окна спальни выходили на дорогу. Сплю я чутко и легко просыпаюсь от визга тормозов или покрикивания соседских павлинов. Правда, в последние несколько месяцев мне оставалось только мечтать, чтобы эти вопли снова превратились в редкие «покрикивания». Что за умник решил, что эти птицы, самые громкие среди известных человеку, создадут «атмосферу спокойствия» в приюте для страдающих от болезни Альцгеймера? Весной павлины усаживались на стену напротив нашего дома и впятером изображали ту женщину с каркающим голосом из скетча Монти Пайтона «Спам».

Боба Поттера, которому приходилось мириться с их жуткими воплями и гигантскими фекалиями уже почти с десяток лет, птицы сводили с ума. Как-то раз прошлым летом он обнаружил дохлого павлина на дороге у своего дома. Боб огляделся по сторонам и, пока никто не видел, затащил тушку к себе в кладовку, а на выходных сделал из павлина барбекю для всей родни.

– Ничего так мясо, кстати, – сказал он мне. – Только немного жестковато.

Вряд ли я был готов поквитаться с павлинами таким странным образом, но, заметив, что Брюер внимательно смотрит на их перья, я не расстроился, как обычно, когда он «наблюдал за птицами».

Так вот почему я спокойно спал ночью – Брюер наконец устроил генеральную репетицию своего сафари-плана и в процессе решил нашу «маленькую пернатую проблему»? Будь у него инструктор по персональному росту, он бы назвал ситуацию с павлинами «логичным шагом» в развитии кота. Я видел, как Брюер, лежа на тропинке, бросает на павлинов оценивающие взгляды, явно намекая, что вносит этих в пять раз крупнее его птиц в список потенциальной добычи.

В последнее время Брюер частенько пропадал в доме престарелых. Из окна спальни я видел, как он, а иногда Медведь, копаются там в мусорных ящиках, выуживая объедки. Что ж, они у нас любители странствий, тут ничего не поделаешь. Когда речь шла о Медведе, мы относились к этому спокойно. Только один раз в жизни он обидел другое существо – впился в ухо игрушечной мыши из зоомагазина, предварительно удостоверившись, что остальные коты не видят его и не будут смеяться. Тестостерон уже давно не оказывал на Медведя своего безумного действия; да, он возвращался со своих прогулок в укусах и царапинах, а значит, боролся с другими котами, но я с трудом могу представить Медведя затевающим драку. Его странствия скорее казались таинственными вылазками для решения важных и возвышенных дел. Брюер же напоминал подростка в переходном возрасте.

Прошло уже полчаса с тех пор, как я свистом позвал котов, однако пока явились только трое. Ни в дыре над потолком гостиной, ни в щели за моими кассетами, ни в теплом закутке на столе за чайником, ни в остальных любимых местах Медведя никого не было.

В свободное от павлиньей резни время Брюер часто мутузил детскую мягкую игрушку Ди, но сейчас бедная выдра лежала в одиночестве на полу гостевой спальни, радуясь возможности отдохнуть. Я готов был обуться и пройтись по соседям, уже репетировал речь, объясняющую, зачем я хочу заглянуть в их сарай. В такие моменты память выдавала длинный список всего, что может случиться с кошками: в одной серии «Инспектора Морса» кота повесили – я смотрел ее в двенадцать лет и плакал; в газете писали о нелегальной торговле мехом; защитники прав животных, митинговавшие у станции Тоттенхем-Корт-роуд, напечатали на плакате ужасающее фото. Благодаря Ди я перестал быть паникером, но когда в то утро позвонили в дверь, я понял: произошло что-то ужасное. Нет, даже не так: когда позвонили в дверь, я инстинктивно это почувствовал. А когда я открыл дверь и увидел выражение лица нашей соседки, я знал уже наверняка.