Иэн Келли - Вивьен Вествуд

Вивьен дома на Серли-Корт. Фото Бена Вествуда

«Когда мы только переехали на Серли-Корт, мама спросила меня, не соглашусь ли я пойти в школу-пансион, а пока что какое-то время пожить с отцом, – вспоминает Бен. – Я не имел ничего против, да и она сказала, что для нее сейчас так будет лучше. И, полагаю, для Малкольма. Так что тогда я, восьмилетний, считал, что таким образом помогаю маме. Дерек со второй женой жил в Лутоне. Я провел у него полтора года, а когда вернулся домой, мама с Малкольмом отдали меня в школу-пансион на два с половиной года. Мама приезжала ко мне в дни посещений. Но с ней приезжал не Малкольм, а Джин Крелл, одетый во все черное, с длинными волнистыми волосами, наверное с двадцатью кольцами на пальцах, а мама – как всегда, с обесцвеченными волосами, торчащими колючками. Помню, когда она приезжала с такой прической и в резиновой мини-юбке, то после ее ухода мои приятели говорили мне, что она им очень нравится. А однажды она приехала в школу с Крисси Хайнд – в то время та еще не была знаменитостью, но она была очень сексуальной и тоже понравилась моим однокашникам».

Джо тоже считает школу-пансион ошибкой воспитания Вивьен и Малкольма, но, несмотря на это, он отзывается о том времени спокойно и без обиды: «Пребывание в школе-пансионе меня травмировало, меня отправили туда, когда мне было лет пять или шесть. Малкольм пытался убедить меня в том, что впереди у меня удивительное приключение, и вот я попал в школу, которая напоминало мерзкое заведение из фильма «Дом кнута» [17] «Дом кнута» («House of Whipcord», 1974) – фильм режиссера Пита Уокера. : тебе там могли намазать рот мылом. Но зато уж после этого меня ничто не брало. Я не жалел о том, что попал туда. Я знал, что мама и Малкольм старались сделать как лучше. Знал, например, что в выходные увижусь с бабушкой и дедушкой, и был этому рад. А еще мне нравилось болтаться по Клэпхему и окрестностям. Но та первая школа-пансион очень глубоко меня травмировала. Там с учениками обращались безжалостно, однако я не считаю, что мама и Малкольм поступили со мной жестоко. Чуть ли не в первый приезд ко мне они все поняли, забрали меня и отправили в другую школу-пансион, где обстановка была намного лучше. Потом я постоянно менял школы, но ни одна не была такой ужасной, как первая. Я ни в одной долго не учился. У меня всегда создавалось такое ощущение, что мама и Малкольм помещали меня в школы, даже не думая о том, что нужно платить за учебу. Помню, меня часто приглашали в кабинет к казначею и он говорил: «Твои родители не заплатили за учебу. Они заплатят?» В итоге я привык к такому порядку вещей: первая четверть, ты в новой школе, потом в середине второй четверти тебя вызывают к казначею по поводу оплаты за первую. В конце второй четверти – уже два неоплаченных счета. В конце третьей переходишь в другую школу. Сейчас мама говорит, что они всегда платили за учебу, и Малкольм говорил то же самое, хотя никогда не платил».

Пара, которую как-то окрестили Бонни и Клайдом мира моды, только однажды на самом деле совершила побег (Вивьен водила машину; Малкольм этому так и не научился). Они приехали в очередную школу, где учился Джо (Бен уже сидел в машине), увидели его на дороге, крикнули: «Залезай в машину!» – и умчались прочь. Малкольм громко и нервно хохотал над их провокационной выходкой, а мальчики от стыда глубоко вжались в сиденье машины. Позже Вивьен внесла плату за обучение. Она говорит, что мальчики просто плохо помнят, как все было, что на самом-то деле Майкл Коллинз крал ее деньги; у нее тогда денег не хватало, и поэтому она иногда опаздывала с платежами. «А в школе Сент-Кристофер, в Лечворте, был очень, очень приятный директор. Какое-то время мальчики оба там учились, и когда мы задерживали оплату, директор очень по-доброму на это реагировал».

Неудивительно, что лучше всего сыновья Вивьен Вествуд запомнили не трудности взросления, связанные с постоянным перемещением из одной школы в другую, и не пробелы в обучении, а то, что приходилось привыкать к растущей известности матери и к ее необычному внешнему виду. Большинство подростков идут наперекор стилю одежды и правилам приличия, которые просят соблюдать их родители, но когда твоя мама находится на передовой радикальной моды, а тебе четырнадцать, приходится справляться с другими сложностями. «Пока ты ребенок, тебя одевает мама; когда я рос, я даже не думал об одежде, – вспоминает Джо, – но помню, гулял с ребятами в Клэпхеме, и они вдруг начинали тыкать в меня пальцем и смеяться. А я никак не мог понять почему. На мне была полупрозрачная гофрированная рубашка, которую сшила мама, а в кармане – картинка в стиле пин-ап с обнаженной девицей. Одна из рубашек, которые продавались в «SEX», и она мне очень нравилась, потому что была мягкой и приятной. Так что когда до меня наконец дошло, что они смеются над моей одеждой, я только и подумал: «Вот так глупость». Зачем смеяться над чьей-то одеждой? Правда, когда мы с мамой куда-то ходили, даже просто за покупками, мой брат Бен прятался за деревьями. Метрах в девяноста позади. У него как раз был переходный возраст, и он умирал от смущения. Я был младше, и мне было плевать, а еще мне нравилось, что маме тоже плевать. Бен был другим, скорее слабаком, и с ним все это происходило в другом возрасте – ведь он на четыре года старше меня, так что в то время его как раз начинал беспокоить собственный внешний вид и прочие подростковые страхи… Я тоже через это прошел, но позже. То есть нам то и дело приходилось носить вещи, в которых мы чувствовали себя страшно неловко. Я постоянно менял школы, и знаешь, что подумал в итоге? Что мне нужно купить какую-нибудь простую одежду, что мне нужна и нормальная одежда, а не только вызывающая, которую шила мама. Я подумал, что не хочу идти в очередную школу и выглядеть как чокнутый, совершенно чокнутый панк-рокер. Кажется, тогда было начало 80-х, и мама одевала меня в «пиратскую» одежду. И вот я пошел в «Marks & Spencer» и купил самые обыкновенные вещи, которые привели бы маму в ужас. Но в общем и целом я всегда очень живо интересовался тем, что она делала».

Сыновья Вивьен учились не слишком успешно, и это неудивительно. Вивьен до сих пор ворчит на них – и на свою единственную внучку Кору, дочь Джо, – из-за чтения. «С малых лет, – вспоминает Вивьен, – Джо взял на себя обязанность отвечать за хозяйство и вел себя соответствующе. Еще в детстве, когда только начал ходить». Было очевидно, что обоим мальчикам не подойдет классическое образование, и, когда Бен сбежал из одной школы, а другую ему пока не нашли, Вивьен пришлось учить его на дому. «Я не ходил в школу целых полгода, – вспоминает Бен, – и мама отправляла меня каждый день в какой-нибудь лондонский музей. Я любил ходить в музеи, но предполагалось, что она должна нас учить. Ей, кстати, официально разрешалось учить нас на дому, потому что она была учительницей. Так что вскоре я определился, какие музеи мне нравятся, и провел три месяца в Палеонтологическом и еще три – в Музее истории науки. Ходил туда каждый день. Я не ходил в Музей Виктории и Альберта или в художественные музеи. Конечно, поначалу, когда я сидел дома, ужаснее всего было то, что мама занималась со мной. Например, давала какое-нибудь жутко сложное задание и оставляла меня выполнять его в своей комнате, а через несколько часов, закончив свои дела, возвращалась проверять. В итоге она сдалась и просто стала отправлять меня в музеи».