Коллектив авторов - Правдивые истории о чудесах и надежде

Клер привезла из «Баттерсийского дома» комплект материалов для новых хозяев. В него входила книжечка с информацией о прививках Шэдоу, а также различными советами и рекомендациями. Шэдоу задремал, а я села и с головой погрузилась в изучение материалов о приюте и информации для начинающих собаковладельцев.

Хотя здоровье Майкла ухудшалось на глазах – он уже не мог стоять на ногах и даже говорил редко, Шэдоу полюбил его всем сердцем. С того момента, как он попал к нам в дом, у них с Майклом возникла особая связь. Он запрыгивал к нему на колени, садился и смотрел на него своими блестящими карими глазками. При виде его глупой беззубой улыбки Майкл тоже начинал улыбаться, и я часто спрашивала себя, не этого ли Шэдоу добивался. Впервые за много месяцев Майкл чувствовал радость, и это помогало ему справляться с болью.

Шэдоу всегда знал, как сделать лучше.

По утрам я вставала в семь и выводила его на прогулку. Стоило мне проспать одну лишнюю минутку, и Шэдоу принимался толкать меня и пинать, пока я не поднималась. Каждый день мы совершали две долгие прогулки, а если у Майкла возникало желание, я везла их с собакой в лес недалеко от нашего дома и усаживала его на раскладной стул на траве у парковки. Шэдоу успел зарекомендовать себя настоящим воображалой и больше всего любил, когда мы останавливались поболтать со знакомыми. Он бегал от Майкла ко мне, Майкл бросал мячик, если мог, и это было здорово: такие мирные, счастливые минуты.

Дома Шэдоу любил погреться на вечернем солнышке, проникавшем сквозь большое окно во всю стену. Он любил смотреть, как жизнь идет своим чередом, а когда кто-нибудь заезжал на стоянку у нашего дома, громко лаял.

– Из него получился бы отличный дежурный стоянки, правда? – спрашивала я Майкла.

Он кивал и тихо смеялся. Мы были женаты пятьдесят лет, и я до сих пор любила его чудесный смех.

До выхода на пенсию Майкл работал инженером-строителем, а я, отправив детей в школу, устроилась в полицию, потом переквалифицировалась в полицейского психолога, а после открыла свою службу психологической помощи людям, потерявшим близких, и стала ее управляющей. За шестнадцать лет штат компании вырос от нескольких добровольцев до более пятидесяти психологов. Мы помогали людям обрести силы и мужество, чтобы пережить утрату.

Хотя я до сих пор была занята на работе, наша жизнь теперь очень отличалась от той, что мы вели в прежние годы. Все изменилось особенно сильно после того, как Майкл пережил тяжелый инсульт, а позже заболел раком. Мы уже не ходили на танцы и не гуляли целыми днями, а проводили время в обществе друг друга дома. Не могу сказать, что мне это не нравилось, но с появлением Шэдоу жить стало веселее.

Однажды я заметила, что Майкл не может поднять руку, чтобы погладить Шэдоу. Шэдоу тоже понял, что что-то не так, и тихонько сидел рядом. Я вызвала врача, тот позвонил в скорую, и Майкла отвезли в ближайшую больницу. Ему пришлось остаться там, и в течение нескольких недель я приходила к нему дважды в день. Собак, разумеется, туда не пускали, но каждый день Майкл спрашивал: как Шэдоу? Где он?

Я рассказывала, что в парке у него появились новые друзья, что вечерами он играл с нашими внуками, которые заходили в гости дважды в неделю после школы.

– Как бы я хотел снова увидеть его, – говорил Майкл.

На следующий день я посадила Шэдоу в машину и поехала в больницу. Когда мы подъехали, я обошла здание и подошла к окну палаты на первом этаже, где лежал Майкл. Я постучала в окно, и когда Майкл увидел меня, поднесла к окну Шэдоу. Увидев свое отражение в оконном стекле, тот начал извиваться у меня на руках и высунул язык, и от этого стал выглядеть еще комичнее. Пациенты, медсестры, врачи – все, кто был в тот момент в палате, – заулыбались. А главное, улыбнулся Майкл, и я была этому очень рада.

Каждый день я приносила Шэдоу к окну, а потом, через несколько недель, Майкла решили перевести в хоспис.

За день до переезда мы собрались у постели Майкла, и хотя он был без сознания и больше уже не приходил в себя, поговорили с ним и рассказали про Олимпийские игры, которые он смотрел. Я верила, что он меня слышал, хотя лежал с закрытыми глазами и не мог ни смотреть на меня, ни говорить.

Наши дети вернулись к себе домой, а я осталась с Майклом и продолжала говорить с ним, натирая кремом его лицо и руки. В девять вечера я поцеловала его и пожелала спокойной ночи.

– Завтра увидимся, – сказала я.

Я отправилась домой и сразу легла спать, а в два часа ночи меня разбудил звонок.

Я слушала, что говорит медсестра в трубке, и думала: может, я ослышалась?

Она сообщила, что Майкл умер в час сорок пять.

Я опустила трубку, и в голове закрутился миллион «если бы».

Если бы я знала, что конец так близко, то осталась бы ночевать в больнице… Если бы я не уехала… Если бы осталась…

Мы с Шоном поехали в больницу и сели рядом с Майклом. Он выглядел таким спокойным, и я понимала, что его болезнь и страдания теперь окончены и он оказался там, где ему лучше.

Столько лет я помогала другим справляться с горем, но теперь, когда горе настигло меня, я ощущала странное спокойствие. Майкл всегда поддерживал меня во всех начинаниях, и я знала, что сейчас он смотрит на меня и приглядывает за мной.

Дома Шэдоу то и дело посматривал на кресло Майкла. Он явно чувствовал: что-то случилось, потому что ни на секунду не покидал меня. Куда бы я ни пошла, он следовал за мной.

Чтобы чем-то себя занять, я с головой ушла в планирование похорон. Как ни странно, хлопоты по организации кремации (таково было желание Майкла) и церковной службы действовали успокаивающе.

Утром в день похорон я сказала родственникам, что мы с Шэдоу встретимся с ними дома у Шона, когда будем готовы. Родные забеспокоились, что я остаюсь одна, но по непонятной мне причине в то утро мне хотелось побыть наедине с Шэдоу. Не хотелось видеть никого, кроме моей собаки. Я знала, что до тех пор, пока он рядом, со мной ничего не случится.

Я приготовилась, причесала Шэдоу, посадила его рядом с собой в машину и поехала к сыну. На протяжении всей службы, пока я читала отрывок из «Послания к коринфянам», и на поминках Шэдоу был рядом. Я гладила его и обнимала, и это очень мне помогло.

Собака Клер Вильма тоже была там, и собака Шона. Хотя день был омрачен горем, светлые моменты неизбежно возникали – к счастью, они всегда возникают, даже в самые печальные минуты. Стоило кому-нибудь из собак выскочить у нас из-под ног или решить поиграть и начать кататься по полу, и мы начинали смеяться и улыбаться.

В тот вечер Шэдоу пришел ко мне в кровать и спал на подушке Майкла.

После смерти Майкла я решила не горевать. Я и так слишком много времени провела в печали, когда он болел. Правда, и теперь случались дни, когда мне не хотелось вставать с кровати и выходить на улицу. Но мой чудесный маленький песик расталкивал меня и напоминал, что у меня по-прежнему есть дела, а прогулка – первое дело из всех. Он знал, как меня растормошить.