Дэниэл Амен - Измени свой мозг – изменится и возраст!

Скажем, я понятия не имел о следующем:

• Избыточный вес отрицательно сказывается на здоровье мозга.

• Жирные и сладкие продукты воздействуют на центры зависимости мозга.

• Чистить ванную комнату аэрозолем при закрытой двери очень глупо, потому что эти вещества ядовиты для мозга.

• Сон 7 часов за ночь ухудшает кровообращение в мозге. А я редко спал больше пяти часов.

• Хронический стресс от сверхурочной работы повреждает клетки в центрах памяти.

• Вдыхать дым от чужих сигарет вредно для кровеносных сосудов мозга.

• От диетической газировки с кофеином в литровых бутылях, которую я очень любил, резко сжимаются сосуды и падает подача крови к мозгу.

Мой не очень-то здоровый мозг в возрасте 37 лет (томограмма ОЭКТ)

Неровная, токсичная, бугристая структура

Мой намного более здоровый мозг в возрасте 52 лет

Более равномерная и здоровая структура активности мозга

Короче говоря, то, чего я не знал, вредило мне. Причем серьезно. Изучив более 70 тысяч томограмм мозга, я понял, что люди с недостаточно здоровым мозгом принимают недостаточно верные решения и живут недостаточно эффективной жизнью.

Сначала я не знал, что, изменив свои привычки, смогу повлиять и на здоровье мозга. Я думал, что некоторые из моих проблем, например забывание имен или рассеянность, были нормальными явлениями старения. Ведь мне было целых 37 лет. Каждый день я совершал десятки поступков, не понимая, что их последствия отражаются на моем мозге.

Постепенно, узнавая больше о томографии и здоровье мозга, я вводил в свою жизнь все больше полезных привычек, о которых пишу в этой книге. Я начал больше двигаться, улучшил свой рацион, стал больше спать и чаще делать анализы крови, стал принимать полезные для мозга добавки.

Со временем ОЭКТ заставила меня пересмотреть все аспекты своей личной жизни, даже общий взгляд на мир.

• Наблюдать за спортивными состязаниями в контактных видах спорта стало уже не так интересно. Следя за футбольным матчем или боксерским поединком, я фактически был свидетелем нанесения мозгу травм. Мне довелось работать со многими спортсменами, чей поврежденный мозг приводил к катастрофам в делах и личной жизни. Я пребываю в полном недоумении, почему бои без правил разрешены законом. Разве комиссии по спорту не знают, что боксерская деменция (dementia pugilistica) была описана еще в 1929 году, а бои без правил сравнимы с боксом и даже хуже его? Мастера единоборств неоднократно получают в голову удары ногой или коленом.

• Когда в новостях показывают стихийные бедствия, я задаюсь вопросом, у кого из выживших на томограммах мозга проявятся нарушения, помимо последствий пережитого стресса.

• Когда я читаю истории о солдатах, контуженных взрывным устройством, то возмущен, что государство не проводит обязательной функциональной томографии, чтобы оценить работу их мозга и как можно раньше начать реабилитацию. Я сам работал военным врачом срочной службы, а затем армейским психиатром и знаю, что солдаты заслуживают лучшего.

• Когда я узнаю про людей, совершивших ужасные преступления, убийства, то не сужу их с ходу, а задаюсь вопросом: был ли их мозг нормальным? Я опубликовал статьи о томографической работе с убийцами.

• ОЭКТ изменила жизнь моей семьи, поскольку я хочу, чтобы мои жена, дети, внуки наслаждались преимуществами жизни со здоровым мозгом. Молодые люди, которые встречались с моими дочерями больше четырех месяцев, должны были пройти томографию мозга. Я желал знать, здоров ли их мозг.

ОЭКТ пролила свет на проблемы моего собственного мозга, и с опытом я понял, что могу укрепить его здоровье, изменяя свой образ жизни. Во мне появилось острое желание улучшить свой мозг. В некотором смысле я влюбился в свой собственный мозг. Обширный опыт работы с томограммами пациентов до и после лечения окончательно убедил меня в том, что наши привычки могут и ускорить старение, и замедлить его.

Когда я шел на свою первую лекцию по ОЭКТ в 1991 году, то уже имел за плечами десятилетний опыт работы психиатром, однако никогда не пользовался томографией. Я часто лечил пациентов «на ощупь», хотя прошел первоклассную подготовку и сдал трудные экзамены на сертификат. Каждый раз, когда на прием приходил пожилой человек с депрессией или плохой памятью, не поддающийся лечению наркоман, агрессивный подросток или пара, которая никак не могла ужиться мирно, я чувствовал себя не более уверенно, чем игрок в кости. Я делал то, чему меня учили: давал ребенку с СДВ(Г) стимулирующее лекарство, а человеку в депрессии антидепрессант. Иногда это помогало, но довольно часто пациенту становилось только хуже, иногда у него даже возникали мысли об убийстве или самоубийстве.

Это как бросать дротики в темноте. Иногда я попадал. Иногда я причинял пациентам вред.

Я и сам все время жил в тревоге, поскольку знал, что в лучшем случае наука, которой я служу, ненадежна. Я часто размышлял, получалось бы у моих коллег кардиологов, ортопедов, нейрохирургов и гастроэнтерологов достигать таких хороших результатов, если бы они не могли посмотреть на орган, который лечат.

Моя профессиональная жизнь навсегда изменилась после посещения первой лекции по томографии мозга в больнице Северной Калифорнии, где я был директором программы лечения пациентов с двойным диагнозом: психическим недугом и зависимостью (например, с биполярным расстройством и алкоголизмом. Расстройства настроения и зависимость часто идут рука об руку). С момента, когда я впервые заказал ОЭКТ для пациента, мне словно дали волшебные очки, чтобы заглядывать в головы людей. Закончились блуждания вслепую. Конечно, не всегда томография производит радикальное изменение в лечении пациента, но после первых случаев я стал ее энтузиастом. Вот несколько примеров.

• Матильде, 69 лет, был поставлен диагноз «болезнь Альцгеймера», но ее томограмма ОЭКТ не показала типичных для этой болезни нарушений, а скорее походила на снимки больных депрессией. Память Матильды восстановилась, когда я пролечил ее от депрессии.

• Симптомы Сэнди, 44 лет, соответствовали СДВ(Г): низкая устойчивость внимания, отвлекаемость, неорганизованность, прокрастинация, трудности с контролем импульсов. Однако она отказывалась от лечения. Когда я показал характерную для СДВ(Г) структуру на скане ее мозга, она заплакала и спросила: «Так, значит, это не моя вина, что я такая?» – и согласилась принимать лекарства. Они очень помогли ей и ее браку. Я знал ее диагноз, но томограмма помогла ей поверить в него.