Ларри Янг - Химия любви. Научный взгляд на любовь, секс и влечение

У Марии есть трудности с интеллектом, но она не умственно отсталая, как можно было бы предположить. Исследования, проведенные в США и Европе, показывают, что состояние Марии часто наблюдается у усыновленных детей, взятых из румынских детских домов времен Чаушеску. Эти дети, ставшие теперь юношами и девушками, страдают разнообразными отклонениями, но не все они вызваны отсутствием материнской заботы. Например, плохое питание в детском возрасте могло сыграть частичную роль в ряде интеллектуальных нарушений, проявляющихся во взрослом состоянии. Но одна особенность психики скорее всего напрямую связана с проблемами первых двух с половиной лет жизни Марии: недостаточная способность к сопереживанию. Марии трудно сочувствовать людям, в том числе себе. Она нередко грустит, особенно по ночам, лежа в постели. „Я пытаюсь стать счастливой, часто“, – говорит она, но не может обратиться мысленным взглядом к своему будущему, представить свое будущее „я“. Такое умение крайне важно для постановки целей, для построения предположений о том, кем и какими мы станем, исходя из наших нынешних ощущений и вероятных сценариев развития событий.

– Когда ты думаешь, почему тебе грустно, ты находишь ответ? – спрашивает Брайан.

– Нет, никогда, – отвечает она.

Мария, конечно, испытывает эмоции. Она способна на ограниченную привязанность, может быть открытой и дружелюбной, если вы обращаетесь прямо к ней. Но часто кажется, будто она скорее имитирует ожидаемые реакции, нежели действительно испытывает чувства. Если у Джинни болит голова или она простудилась, Мария начинает злиться. „Она не беспокоится о том, чтобы я поправилась, – объясняет Джинни. – Она беспокоится о том, как она чувствует себя в связи с этим. Ей важно, что при этом происходит с ней. Она не воспринимает происходящее „как мне плохо, потому что маме плохо“. Я пытаюсь обратиться к ее разуму, объясняю, что, когда кто-то болеет, правильная реакция – не злость“.

– Ты любишь свою маму? – спрашивает Брайан.

Мария безучастно смотрит на него.

– Иногда да, иногда нет, – отвечает за нее Джинни.

– Иногда да, иногда нет, – повторяет Мария.

Нельзя сказать, что Мария не желает общаться с другими людьми. Она отчаянно этого хочет, хотя и не признается. В двадцать лет у нее был приятель, назовем его Брэд. Но Брэд расстался с Марией. Она очень расстроилась. Она говорит, что понятия не имеет, почему Брэд порвал с ней, не может придумать ни одной причины. Джинни знает, почему это произошло – Брэд ей объяснил. Мария никогда не откликалась на его эмоции. Она никогда не звонила ему, никуда не приглашала, не интересовалась его жизнью. „Она никогда не отдавала“, – говорит Джинни. Интересно, что Брэд тоже был взят приемными родителями из румынского детского дома примерно в то же время, что Мария, и ему свойственны многие ее особенности. Например, ему сложно смотреть людям в глаза. Прекратив отношения с Марией, он больше к ней не возвращался. Он принял решение и не отступал от него. Иногда они встречаются случайно, и Мария жалуется, что он относится к ней „как к пустому месту“.

Разговор длится уже несколько часов, и Брайан интересуется у Марии, не хочет ли она о чем-нибудь его спросить. „Всё, что пожелаешь, – добавляет он. – Можешь спросить меня о семье, о работе – о чем угодно, и я обещаю, что отвечу“.

Мария не может придумать вопрос.

– Тебе что-нибудь обо мне интересно?

– Нет.

– Ничего не хочешь обо мне знать?

– Нет. Извините.

Чтобы возникла эмпатия, человек должен уметь понимать эмоции других людей, а также испытывать желание делать это. О чувствах окружающих мы догадываемся по выражению лица, особенно обращаем внимание на глаза, плюс руководствуемся сигналами, содержащимися в речи. Этот навык начинает формироваться с первых дней жизни ребенка, когда его укачивает мать. Она смотрит ему в лицо, прислушивается к издаваемым им звукам. Младенец в свою очередь смотрит на ее лицо. Если такое поведение, управляемое окситоцином и подкрепленное системой поощрения в мозге, не проявляется, то механизм распознавания эмоций либо не работает, либо настолько слаб, что почти бесполезен. (Запуск этого механизма у детей, страдающих аутизмом, – одна из задач, которыми занимается Ларри в своем исследовании.)

Если рассматривать желание матери заботиться о потомстве как эмпатию, то самки грызунов с низким уровнем заботливости не испытывают эмпатии к своим детенышам. Но даже самки с высоким уровнем заботливости не так привязаны к своим крысятам, как овцы, обезьяны и люди к своим отпрыскам, так как следуют репродуктивной стратегии в духе крупных сетевых магазинов одежды. Если матери свойственна забота о потомстве, то она уделяет много внимания своим детям, получая о них информацию от разных органов чувств. Грызуны в основном руководствуются обонянием, но воспринимают обонятельные сигналы о помете и гнезде в целом, а не об отдельных детенышах. Это удобно для ученых, в том числе для Чампейн: она может подложить любой матери чужих крысят, и та не заметит подмены. Вместе с тем это значит, что большинство матерей-грызунов не слишком привязаны к своим малышам и тем более им не свойственно привязываться на долгий срок. Мы можем заменить весь помет, и мать не обратит на это внимания. Если вы вовсе уберете крысят из гнезда, у самки начнется течка, и она найдет самца, с которым сможет зачать новых детенышей. Никакой скорби, признаков депрессии и опухших глаз.

Человеческие матери постоянно обращаются к записанной в их мозге информации о младенце, чтобы анализировать действия малыша и понимать его чувства. Иначе говоря, у них развивается сильная эмпатия к своему младенцу, которая помогает правильно реагировать на его потребности. Однако дети, росшие в условиях низкой заботливости (детские дома времен Чаушеску – крайний случай подобных условий), не испытывали такого отношения.

Исследования доказали, что окситоцин и чувствительность мозга к нему усиливают способность распознавать выражение лица. Когда люди видят фотографии человеческих глаз, отражающих те или иные эмоции, они чаще распознают их правильно, если до этого получили дозу окситоцина. У людей, которые по тем или иным причинам не очень хорошо понимают чувства собеседника в разговоре об эмоциональных событиях, после приема окситоцина также улучшается способность к сопереживанию. Те, о ком в младенчестве мало заботились и у кого слабая чувствительность к окситоцину, зачастую не способны быстро успокаиваться при стрессе, у них меньше выражена эмпатия к окружающим, и порой им присуща „социальная слепота“, очень похожая на аутизм.