Вирджиния Морелл - Эти удивительные животные. Самые неожиданные факты о братьях наших… разумных

– Что может сказать своему смелому другу попугайчик, попавший в ловушку к незнакомому существу? – поинтересовалась я. – Есть ли у них звуки для выражения страха или беспокойства или опасности?

– Не исключено, – сказал Берг, но ему потребуется еще много лет, чтобы найти ответ на этот вопрос. – Иногда я думаю, что состарюсь быстрее, чем смогу понять, следуя какому принципу они общаются.

Продолжая держать в руках только что помеченного полосками самца, Берг поднялся со стула и отпустил его. Самец улетел, издавая быстрые крики: «Пип, пип, пип, пип…»

– Думаю, ему есть теперь о чем поговорить, – сказал Берг.

По сути, Берг исследует важность социальных навыков в приобретении и укреплении интеллекта. Данное утверждение было выдвинуто приматологом Элисон Джолли и социальным психологом Николасом Хамфри и впервые прозвучало в 1966, а затем 1976 году. Оба утверждали, что трудности социальной жизни, предполагающей понимание того, чем занимаются ваши соседи, которые, возможно, плетут интриги, были основными эволюционными рычагами, способствовавшими развитию сложных когнитивных способностей. Их статьи стали импульсом для формирования области социального познания.

Чем требовательнее общество, тем сильнее давление на развитие интеллекта. Но как животные приобретают социальные навыки? Самцы попугайчиков, видимо, полагаются на свои звуковые сигналы, чтобы обзавестись необходимым количеством друзей. Берг еще не совсем понимал, что заставляет самок отдавать предпочтение тому или иному самцу. И ему еще предстояло выяснить, как самцы заводят друзей, как они выбирают тех, чьи имена они добавляют в свой репертуар и с кем отправляются на поиски пищи.

Представители других видов животных, такие как бабуины и шимпанзе, тоже могут дружить, но причины этой дружбы проще понять, поскольку их изучали гораздо дольше. Ученые даже разработали способы, чтобы проверять, насколько сильна их дружба и прочны союзы. Чистка шерсти другой особи и помощь своему приятелю в драке – вот два лучших способа завести друга в мире приматов. А еще есть белые норвежские крысы, которые находятся на факультете психологии в каждом университете. Они тоже умело заводят друзей, но делают это, играя и смеясь вместе. Когда я впервые прочитала о крысах, которые умеют смеяться, я просто не поверила своим глазам. Хотя, с другой стороны, благодаря совместному смеху возникает эффект социальной сплоченности.

По своим собственным подсчетам, Жак Панксепп пощекотал крыс больше, чем кто-либо другой в мире. Почетный профессор психобиологии в государственном университете Боулинг Грин и в настоящее время бесценный нейробиолог в Вашингтонском университете в Пуллмане, Панксепп одним из первых начал изучать то, что он называет аффективной нейронаукой, то есть поведение нейронов на фоне эмоций. Как мозг влияет на появление эмоций и как эти эмоции влияют на поведение животных?

Панксепп и его смеющиеся крысы опровергли старую, декартову теорию о том, что эмоции и разум являются отдельными сущностями. Сегодня эмоции и разум признаны неразрывно связанными между собой, по крайней мере у людей. Что касается животных, то некоторые исследователи все еще неохотно приписывают им нечто большее, чем просто эмоциональное поведение. Но для Панксеппа эмоции и связанные с ними чувства являются «эволюционными навыками», которые формируются в мозге всех животных и помогают им справляться с превратностями судьбы; они принадлежат животным по «генетическому праву рождения». Его исследования широко цитируют ученые, изучающие жизнь животных.

Хотя Панксепп эмигрировал из Эстонии в Соединенные Штаты, когда ему было шесть лет, он до сих пор говорит с акцентом, так как его родители считали, что их дети должны разговаривать на своем родном языке даже по прибытии в Делавэр. Его прямой нос, круглое лицо, коротко стриженные седые волосы и бородка делали его похожим на рождественского эльфа. В это утро Панксепп был одет в иссиня-черные брюки и сине-белую полосатую рубашку с длинными рукавами – специальную одежду, не имеющую запаха кошки, чтобы не пугать крыс. И хотя его крысы и их воспитанные в лаборатории предки никогда не сталкивались с кошкой, они знали, что кошачий запах сигнализирует об опасности. Поэтому, учуяв его, крысы тут же застывали на месте, прекращали играть и смеяться.

– Они сразу понимают, что что-то не так, – сказал Панксепп, у которого дома есть кот. – Я не знаю, понимают ли это многие другие исследователи, которые изучают крыс, но у крыс существует врожденная боязнь кошек, хотя большинство лабораторных крыс уже на протяжении 150 лет ни разу не видели кошек. Тем не менее крысы убегали от кошек на протяжении тысячелетий, и, чтобы стереть этот глубоко укоренившийся инстинкт кошачьей опасности, потребуется гораздо больше времени, чем 150 лет.

Панксепп заметил страх крыс, когда начал проводить свои игровые эксперименты в начале 1980-х годов. В течение нескольких дней крысы без видимых причин вели себя более осторожно, прижимаясь к стенам в своем манеже. Предположив, что крысы могут испытывать страх, потому что у него и у некоторых его коллег, у которых есть дома коты, на одежде сохраняется кошачий запах, Панксепп однажды положил пучок кошачьей шерсти крысам в игровой манеж. Крысы немедленно прекратили шуметь. С тех пор он хранит специальную одежду без кошачьего запаха в полиэтиленовом пакете и прячет ее в комнате, куда его кошке запрещено входить.

Поскольку у меня тоже есть кошка, я также предприняла меры предосторожности, чтобы не расстраивать крыс Панксеппа. Я дважды простирала свои джинсы и блузку в стиральной машине, затем упаковала их в пластиковый пакет и, естественно, не погладила своего котенка Нини на прощание.

Знак на двойной двери в лабораторию Панксеппа гласил: «Тихо! Идет эксперимент». Из шкафа рядом с дверью Панксепп достал два набора синих бахил. Мы надели их на нашу уличную обувь, чтобы не занести грязь и бактерии в лабораторию.

Итак, мы были готовы к встрече с крысами.

Мы вошли в опрятную комнату без окон, в которой вдоль стен располагались металлические полки. На каждой из них стояли белые пластиковые контейнеры, прикрытые сверху решетками. Прежде чем я увидела крыс, я услышала этот предательский, шуршащий звук когтей грызунов, когда животные копошатся в древесной стружке. Все крысы были породы Лонг-Эванс, которых ученые вывели в 1915 году от диких Rattus norvegicus или норвежских крыс (этот вид свое научное название получил по недоразумению; один натуралист ошибочно предположил, что они попали в Европу на норвежских кораблях, а на самом деле они прибыли из Юго-Восточной Азии). Крысы Лонг-Эванс имели больше генетических вариаций, чем большинство других лабораторных крыс, и Панксепп рассматривал их в качестве модели основного, «первоначального» млекопитающего, похожего на тех грызунов, которые появились около семидесяти пяти миллионов лет назад.