Вирджиния Морелл - Эти удивительные животные. Самые неожиданные факты о братьях наших… разумных

В этой паре победителем стала Крыса-72, и она не нарушала правил. Две крысы играли целых тридцать минут практически без перерыва! Остальные четыре пары крыс играли так же энергично. Самые молодые крысы, под номерами 81 и 83, сцепились друг с другом, живот к животу, и были похожи на пушистый ком, когда катались по контейнеру. Они отпрыгнули друг от друга на несколько секунд только затем, чтобы снова вцепиться друг в друга для очередного акробатического танца.

Где-то в середине эксперимента Панксепп заявил, что играющие крысы щебечут.

– Они издают звуки смеха, – произнес Панксепп (хотя иногда у него проскакивало слово «смеются», тем не менее он этого не сказал, потому что смеяться умеют только люди). – Я уверен, что еще до того, как они начали играть, некоторые из них даже щебетали в предвкушении игры.

Панксепп знал об этом, потому что вместе со своими учениками он фиксировал, как вели себя крысы в ожидании встречи со своими партнерами по игре.

Полная комната смеющихся крыс! Их радостное щебетание было слышно повсюду, но мы его не могли услышать. Это был момент истины: тогда я поняла, как мало я знаю о жизни животных. Это то же самое, как оказаться в чужой стране, когда все местные жители начинают хохотать над чьей-то шуткой или колкостью, а вам, не владеющему языком, остается только наблюдать за ними.

Нам нужен был переводчик крысиного смеха, и для этого у нас был ультразвуковой детектор для регистрации звуковых сигналов летучих мышей – портативное устройство размером с блок GPS, подключенное к компьютеру. Как и смех крыс, эхолокацию летучих мышей человеческое ухо не воспринимает, потому что они посылают ультразвуковые импульсы, находящиеся за пределами диапазона нашего слуха. Ультразвуковые детекторы конвертируют их высокочастотные сигналы (от 120 кГц до 160 кГц) и крысиный смеющийся щебет (50 кГц) в более низкие частоты, которые мы уже можем слышать (от 2 кГц до 4 кГц).

Панксепп повел меня в соседнюю лабораторию, в которой было еще больше крыс, но уже с более развитыми способностями к «смеху». Панксепп вывел их вместе со своей командой, отбирая наиболее добродушных из каждого последующего потомства. У него также была группа крыс с менее развитыми способностями к «смеху», которые редко или вообще никогда не щебетали и были не очень игривы (на самом деле они были очень подавлены). Крысы с более развитыми способностями к «смеху» были их полной противоположностью: активные, веселые и постоянно щебетали. И Панксепп со своими коллегами планировал, сравнив их с теми, у которых способности к «смеху» были менее развиты, выявить у крыс-весельчаков гены, ответственные за смех.

Шери Сикс достала из контейнера месячную белую самку с более развитыми способностями к «смеху» и положила ее в пустой контейнер.

– Ее никогда не щекотали, – сказала Сикс, отступая назад.

– Давайте попробуем, – сказал Панксепп. – Если ей это понравится, вы сразу же это увидите.

Он не говорил с крысой успокаивающим голосом и даже не погладил ее, а резко схватил за холку, имитируя игривый укус, а затем провел пальцами вверх и вниз по грудной клетке, щекоча ее. Она начала извиваться, но сразу же перестала, когда он перевернул крысу и пощекотал ей живот. (Как и у людей, у крыс тело покрывалось «гусиной кожей».) Именно в этот момент она начала смеяться, и крики, которые мы услышали через ультразвуковой детектор, были похожи на быстрый звонкий щебет, а на мониторе компьютера появилась сонограмма в виде серии вертикальных волнистых линий. По сравнению с сонограммой различных видов человеческого смеха, щебетание крысы было больше похоже на хихиканье.

– Ну вот, она уже смеется, – сказал Панксепп, продолжая ее щекотать.

« Чап, чап, чап », – записала я в своем блокноте, стараясь как можно точнее отобразить смех крысы, звучащий в ультразвуковом детекторе для летучих мышей.

Когда Панксепп перестал ее щекотать, она вскочила и стала прыгать как кролик внутри контейнера, смеясь еще больше.

– О! Уже подпрыгивает, – сказал Панксепп. – Это явный признак радости. Именно это делают крысы, собаки и другие животные, когда они играют и счастливы.

Щекоча ее, он сымитировал игру (кстати, щекотку он называл «искусственной игрой»). Крыса встала и выглянула за борт контейнера, нетерпеливо дергая носом.

– Она ищет мою руку и хочет, чтобы я ее еще пощекотал, – сказал Панксепп.

Он снова полез в контейнер, перевернул крысу на спину и в течение минуты продолжал щекотать ее живот. Затем он поднес руку к ее носу, быстро потирая большим и указательным пальцами, и резко убрал ее, и она бросилась следом за его пальцами и бегала за ними по всему контейнеру.

– Она надеется, что моя рука пощекочет ее еще немного, она ищет ее, – отметил Панксепп. – Это признак проявления социальных связей, она хочет быть с моей рукой, которая щекотала ее и заставляла смеяться.

Панксепп еще раз недолго пощекотал крысу, а затем спросил, не хочу ли я проделать то же самое.

– Только не ласкайте ее и не гладьте, – предупредил он, так как его предыдущие эксперименты доказали, что крысы ручным ласкам предпочитают щекотание.

Крысы скорее предпочтут ту руку, которая их щекотала, вместо той, которая их гладила, и будут готовы преодолеть сложный лабиринт, чтобы получить еще порцию щекотки, но никак не ласк. Я повторила движения за Панксеппом, сначала сжав нежно крысу за холку, а затем проведя пальцами по бокам.

– Кажется, она напряжена, – сказала я. К тому же она перестала смеяться, и я заволновалась, не укусит ли меня животное.

– Она знает, что это новая рука, – сказал Панксепп. – Думаю, она сейчас расслабится.

Что касается укусов, то крысы, которых Панксепп щекотал, не раз кусали его, но ни разу не прокусывали до крови. Ученый же воспринимал это как игривые покусывания – именно так крысы кусают своих друзей, когда хотят, чтобы те продолжили играть.

Я еще немного пощекотала ее бока и почувствовала, что крыса расслабилась. Тогда я смогла перевернуть ее на спину и пощекотать ей живот. У нее была мягкая шерсть, как у кролика, и очень теплая. Вскоре крыса засмеялась. Когда же я остановилась, она вскочила и начала дергать носом, чтобы получить еще порцию щекотки. И я пощекотала ее снова, больше уже не беспокоясь, что она может меня больно укусить. Крыса подскакивала и прыгала по контейнеру как кролик, желая еще повеселиться и издавая громкие звуковые сигналы, которые мы слышали и без ультразвукового детектора для летучих мышей.

– Она очень настойчиво просит поиграть еще, – сказал Панксепп.

Я с радостью пощекотала ее еще раз, не зная, кому из нас в данный момент было веселее.

Почему щекотка и смех так забавляют крыс? И как все это связано с разумом?