Софи Кинселла - Шопоголик спешит на помощь

– Сьюз! Дорогая! – Он посылает ей воздушный поцелуй. – Я здесь только ради тебя. В самом прямом смысле. Я. – Он тыкает себя в грудь пальцем. – Здесь. Ради тебя. Просто скажи, что делать.

– Дэнни! – Сьюз свирепеет на глазах – Ты какого черта вытворяешь?

– Прилетел первым же рейсом, – гордо говорит он. – Я и весь мой штат к твоим услугам. Только скажи.

– Да уж я тебе все скажу! – рявкает Сьюз. Она вытаскивает из кармана одну из листовок. – Ты не имеешь права развешивать фотографии моего мужа! Мне весь телефон оборвали желающие «снять его на вечерок»! Ты хоть представляешь, что они предлагают?!

– Нет! – в восторге ляпает Дэнни. – А что?

Сьюз перекашивает, и он невольно пятится.

– Я пытался помочь. Прости. Я больше не буду.

Сьюз кое-как берет себя в руки.

– Извини, Дэнни. Я знаю, ты не нарочно.

– А классные фотки получились, да? – Дэнни влюбленным взглядом смотрит на Тарки.

– Терпеть их не могу, – фыркает Сьюз.

– Все равно они классные, Сьюз, признай же. Ты ведь художник. Ты должна видеть. Эй, кстати, у меня в новой коллекции есть пальто – ну прямо для тебя. С большущим воротником вокруг шеи. Почти как у Елизаветы первой. Тебе обязательно надо его примерить. Мир?

На Дэнни нельзя долго обижаться. Сьюз демонстративно закатывает глаза, однако с глубоким вздохом кивает и поворачивается к Алисии.

– Алисия, ты знакома с Дэнни Ковитцем? Дэнни, это Алисия Меррел.

– Кажется, мы встречались на свадьбе Бекки, – произносит он. – Вы тогда еще появились очень эффектно.

На лице Алисии мелькает что-то – гнев? раскаяние? – но она молчит.

Сьюз наливает воду в два стакана, и они демонстративно ее потягивают.

– А где вы были прошлым вечером? – спрашивает Дэнни у Сьюз.

Та качает головой.

– Нигде. Всю ночь провели в отеле. Алисия, сходим, возьмем что-нибудь из еды?

Они встают, а Дэнни перегибается через стол и шепчет мне:

– А вот и неправда.

– В смысле?

– Алисия не сидела всю ночь в отеле. Я видел ее в вестибюле «Четырех сезонов» около полуночи, она болтала с каким-то парнем.

– Шутишь! – взволнованно выпаливаю я.

– Шутишь! – тут же передразнивает Минни.

– Что она там делала? И зачем ей врать?

Дэнни пожимает плечами и закидывает в рот сразу шесть виноградин.

– Хочу ледяной воды, – капризно заявляет он. – Эта слишком теплая. Где Кейси?

Он строчит сообщение, а я откидываюсь на спинку стула и слежу за Алисией, выбирающей кусочки грейпфрута. Она явно что-то замыслила. Что ей делать в вестибюле «Четырех сезонов» в полночь? Подозрительно… Только я хочу расспросить Дэнни поподробнее, как замечаю, что Элинор уснула прямо за столом. Во сне она морщится и тихонько похрапывает.

Сил нет, как тянет сделать с ней селфи. Хотя нет, нельзя, – слишком низкий поступок для зрелой и рассудительной невестки.

– Элинор, – тихонько тормошу ее. – Элинор, проснитесь.

– Что? – Она вскидывается и трет лицо.

– Возьмите еще воды. – Я протягиваю ей стакан и гляжу на часы. – Вот-вот подойдут папа и Тарки.

– Если они появятся, – добавляет Люк, накалывая на вилку кусочек яичницы с беконом и скармливая его Минни.

– Если? – подпрыгиваю я. – Что значит «если»?

– Шутишь! – гордо вставляет Минни. – Ты шутишь.

Она украдкой стягивает клубничку с маминой тарелки. Мама даже не замечает – она испуганно глядит на Люка.

– Почему ты так говоришь, Люк? Грэхем тебе звонил?

– Нет, конечно, – терпеливо отвечает Люк. Сьюз тем временем возвращается. – Просто сейчас уже девять минут десятого. Если бы Грэхем хотел прийти, думаю, опаздывать бы он не стал. Так что есть у меня одно подозрение…

– Подозрение? – эхом повторяет мама.

– Что ты знаешь? – набрасывается на него Сьюз. – Люк, говори уже, не томи!

– Ничего он не знает, – бросаюсь я ему на защиту. – Просто он очень мнительный. Уверена, они сейчас придут.

Естественно, я вру. У Люка потрясающая интуиция. Как иначе он выстроил бы свой бизнес? Он прекрасно разбирается в людях и просчитывает ситуации на несколько шагов вперед.

Мы молча сидим, потягивая напитки, как вдруг у меня звенит телефон. Я вижу на экране папин номер, и сердце замирает.

– Папа! – восклицаю я в трубку. – Отлично! Где вы? Мы за большим круглым столом, рядом с фруктовой витриной…

– Бекки… – перебивает он и молчит. И тут я все понимаю.

– Папа, я передаю трубку маме! – рявкаю я. – И ты ей скажешь сам!

Не собираюсь больше быть посредником. Хватит!

Я отдаю телефон маме и начинаю яростно кромсать кусочек дыни. Смотрю только в тарелку, тем не менее прекрасно слышу, как мамин голос звучит все пронзительнее и истошнее.

– Но мы же сидим здесь и ждем! Грэхем, не смей говорить, чтобы я не волновалась… Тогда скажи правду… Я сама решу, что важно, а что нет. Вернуться в Лос-Анджелес?.. Нет, я не ездила на виноградники… Нет, я не намерена ехать ни на какие виноградники! Хватит уже про них твердить!

– Дайте я поговорю, – перебивает Сьюз. – Тарки с ним?

Она выхватывает у мамы телефон и кричит в трубку:

– Я хочу поговорить с мужем! Где он? Что значит «гуляет»? Я должна с ним поговорить!

Наконец она выключает телефон и шваркает им по столу. Щеки у нее горят.

– Если еще хоть кто-нибудь скажет мне успокоиться!..

– А то! – в сердцах поддерживает ее мама.

– Как будто это так легко – взять и успокоиться!

– Виноградники! Представляете, Грэм предлагает мне съездить на экскурсию! Уж я ему покажу, когда он объявится. Несет какую-то чушь: «Я ненадолго… пустячное дело… что тут такого?..» А такого, что у него от меня секреты! – Она с грохотом ставит чашку на стол. – Все, я поняла. У него другая.

– Мама! – потрясенно выдыхаю я. – Нет!

– Да! – Она промокает слезы салфеткой. – Вот что за «дело» у него. Отправился куда-то с любовницей!

– Он не мог!

– Ну а какие у тебя варианты?

За столом повисает тишина. По правде говоря, я не знаю, что и думать.

Мы сидим в «Белладжио» еще минут сорок, хотя очевидно, что они уже не придут. Просто мы не знаем, что нам теперь делать.

К тому же шведский стол здесь великолепен. После пары чашек кофе ко мне возвращается аппетит. Поэтому я решаю: ну ее, эту диету «5:2», лучше попробовать другую: «Ешь, пока дают; кто знает, что будет завтра».

Элинор тем временем вернулась к жизни и о чем-то беседует с Дэнни. У них на Манхэттене нашлись общие знакомые: Элинор ходит с ними на благотворительные вечеринки, а Дэнни – продает им свои наряды. Он уже открыл этюдник и рисует для моей свекрови эскиз, а она заглядывает ему через плечо.

– Это для оперы, – говорит он, оттеняя юбку штриховкой. – Или для художественной галереи, или чаепития…

– Только не надо такую широкую баску, – сомневается Элинор, окидывая рисунок критичным взглядом. – Я не хочу быть похожей на абажур.