Софи Кинселла - Шопоголик среди звезд

Он отходит, и по спине, которую только что гладили его ладони, бежит холодок. Как я хочу, чтобы он обнял меня снова. И чтобы премьера была не завтра. И чтобы…

Боже мой, я сама не знаю, чего хочу.

– И потом, все равно ведь еще папа, – вспоминаю я другую уважительную причину. – Нельзя бросать его тут на произвол судьбы.

– Резонно. – К Люку возвращается привычная невозмутимость. – Да, кстати, забыл сказать. Твоя мама звонила. Узнать, что здесь происходит. Я так понимаю, ты ей вчера не перезванивала?

Очередной укол вины. Мамиными сообщениями забит весь автоответчик, я их даже прослушивать перестала.

– Позвоню. Она просто переживает из-за папы. Вся извелась.

– Еще бы. Какая муха его укусила? Зачем он вдруг прилетел? Ты выяснила?

– Пока нет. Никак не поговорю с ним нормально.

– Никак? Бекки, он с нами в одном доме живет!

– Я была занята! – оскорбляюсь я. – Вчера готовилась к утренним съемкам, а сейчас нужно подобрать одежду для Сейдж… Не до разговоров. И потом, он сам уехал с Таркином и напился! Они вчера вечером еле языком ворочали.

– Я бы на твоем месте с ним все же поговорил.

– Конечно, я тоже собираюсь. Он дома?

Люк качает головой.

– Не видел его сегодня. И Тарки тоже. Наверное, опять куда-нибудь отправились. – Он смотрит на часы. – Все, пойду займусь делами. До скорого.

Торопливо поцеловав меня, он уходит, а я обессиленно опускаюсь в кресло, сдуваясь, как воздушный шар.

Ничего у меня сегодня не складывается, как хотелось. Я думала, что вернусь домой в сиянии славы после съемок, Люк встретит меня гордый и радостный, может быть, даже с бокалом шампанского, чтобы произнести тост…

Телефон сигналит о пришедшей эсэмэске, и я рассеянно протягиваю руку. Наверное, Люк. Добить чем-нибудь вроде: «Да, кстати, и платье твое на экране кошмарно смотрелось».

Нет, это не Люк. Это Элинор.

Я резко выпрямляюсь, сердце колотится. Элинор.

«Дорогая Ребекка, я прилетела в Лос-Анджелес».

Боже мой! Она уже здесь?!

Через минуту на экране появляется остальной текст.

«С нетерпением жду нашей встречи с Люком и надеюсь, что ты подготовила почву. Пожалуйста, свяжись со мной, как только тебе будет удобно. Я остановилась в «Билтморе». С наилучшими пожеланиями, Элинор Шерман».

Элинор в своем репертуаре. Даже эсэмэски пишет словно пером на пергаменте. Я перечитываю текст несколько раз, сдерживая растущую панику. Все хорошо. Все в порядке. Я справлюсь. И момент, пожалуй, даже удачный. Как раз то, чего всем не хватало. Нам с Люком нужно разобраться в отношениях, Люку с Элинор нужно разобраться в отношениях, всем нужно разобраться. Один общий сеанс катарсических признаний, нарыв прорвется, и всем сразу станет легче.

Может, тогда мы вновь сблизимся с Люком. Он поймет, что мне важна не только красная дорожка. Что я все это делаю ради его счастья и благополучия. И он пожалеет, что назвал меня самовлюбленной. (Пусть не вслух, но про себя-то назвал, я знаю.)

Никакую почву я не подготовила – как ее готовить, если от одного имени Элинор Люк моментально замыкается в себе? Так что выход один: заманить их в какую-нибудь комнату и запереть на замок. Именно так вмешательства и устраиваются – человека нужно застать врасплох.

Хотя нет, кое-что я все-таки подготовила. Я написала письмо. При вмешательствах так делается. Перечисляешь по пунктам все свои обиды, зачитываешь вслух, человек хлопает себя по лбу со словами: «Ну надо же, теперь я все понял!» – и моментально завязывает с пьянством, наркотиками и семейными размолвками. (Вроде того.)

Нужно купить свечи, какой-нибудь релаксирующий аромат для дома и… что еще? Хорошо бы, наверное, начать с мантр. В «Золотом покое» были чудесные занятия по мантрам, только слова у меня никак не выучивались, поэтому обычно я просто тянула «Пра-а-ада». Никто не замечал.

И еще лучше, пожалуй, проинструктировать Элинор заранее. Потому что, если она с порога заявит Люку: «Тебе пора стричься», смерив его фирменным ледяным взглядом, никакие сеансы не помогут.

Подумав минутку, я набираю ответ: «Дорогая Элинор, буду рада выпить с вами чаю в кафе перед вашей с Люком вечерней встречей. Что скажете насчет 3 часов дня?»

Уже нажав «отправить», я спохватываюсь, что понятия не имею, где в Лос-Анджелесе подают чай. В Лондоне все просто: от чайников, многоярусных серебряных стоек и сконов со взбитыми сливками не знаешь куда деться. А в Лос-Анджелесе?

После секундного раздумья пишу Арану: «Не подскажешь приличное кафе, где можно посидеть за чаем?»

Ответ приходит мгновенно: «Конечно. «Пурпурная чайная». Последний писк. Всегда битком. Зарезервировать?»

Еще пара переброшенных туда-сюда эсэмэсок, и все улажено. Я встречаюсь с Элинор в три, мы обсудим подробности. А в семь вечера она приедет к нам, и там уже по обстоятельствам.

Беда Люка – ослиное упрямство. Вбил себе в голову, что ненавидит мать, – и все теперь. Если бы он только знал… Если бы он только дал ей шанс. Может, Элинор и наделала ошибок давным-давно, в его юности, но я чувствовала, когда мы готовили Люку вечеринку-сюрприз, как она раскаивается. Я чувствовала, как ей хочется загладить вину. И я чувствовала, как она его любит – по-своему, ледяной вулканской [6]любовью. А главное, Элинор же не вечна. Сколько еще Люк собирается отрекаться от собственной плоти и крови?

За окном, в которое я все это время задумчиво смотрю, въезжает в ворота и аккуратно паркуется под деревом машина Сьюз. Слава богу! Сьюз-то мне и нужна. Только теперь я понимаю, как давно не видела подругу. Мне ее не хватает. Где она пропадала? Куда подевалась вчера вечером?

Я уже хочу окликнуть ее в окно, когда, к моему изумлению, открывается передняя пассажирская дверь, и оттуда появляются две длинные ноги в леггинсах-капри, а за ними точеное тело и безошибочно узнаваемые светлые волосы.

Я застываю в ступоре. Алисия. Что Алисия делает в машине Сьюз?

В отличие от Сьюз, одетой в джинсы с простым черным топом, Алисия, как обычно, облачена в умопомрачительный костюм для йоги. В разрезах оранжевого топа мелькает загорелый подтянутый торс. Бр-р. Лишь бы выпендриться. Они со Сьюз что-то оживленно обсуждают, а потом, к моему ужасу, Сьюз наклоняется и порывисто обнимает Алисию. Алисия хлопает ее по спине и, кажется, говорит что-то ободряющее. У меня глаза на лоб лезут. И тошнота подступает к горлу. Сьюз и длинноногая стерва? Обнимаются, будто лучшие подруги? Да как она могла?

Развернувшись, Сьюз идет к дому, и через минуту в замке скрежещет ключ.

– Сьюз! – зову я.

– Привет. – Она останавливается в дверях, но не делает даже шага навстречу и смотрит без улыбки. Напряженная рука стискивает дверной косяк – аж вены проступают.

– Как съемки? – спрашивает Сьюз безразлично. – Ты теперь еще знаменитее?