Роберт Стивенсон - Английский с Р. Л. Стивенсоном. Странная история доктора Джекила и мистера Хайда / Robert Louis Stevenson. The Strange Case of Dr. Jekyll and Mr. Hyde

It was on the moral side, and in my own person, that I learned to recognise the thorough and primitive duality of man; I saw that, of the two natures that contended in the field of my consciousness, even if I could rightly be said to be either, it was only because I was radically both; and from an early date, even before the course of my scientific discoveries had begun to suggest the most naked possibility of such a miracle, I had learned to dwell with pleasure, as a beloved day-dream, on the thought of the separation of these elements.

If each, I told myself, could but be housed in separate identities(если каждый, говорил я себе, мог бы быть помещен в отдельную личность = если их можно было бы расселить в отдельные тела; to house – предоставлять жилище; identity – тождественность; личность ) , life would be relieved of all that was unbearable(то можно было бы освободить жизнь от всего, что делало ее невыносимой; to relieve – облегчать; освобождать /от чего-либо/; to bear – нести; выносить ) ; the unjust might go his way(неправедный мог бы отправиться своим путем) , delivered from the aspirations and remorse of his more upright twin(избавленный от стремлений и угрызений совести его более добродетельного двойника: «близнеца»; to deliver – передавать, вручать; освобождать, избавлять; upright – вертикальный; честный, справедливый ) ; and the just could walk steadfastly and securely on his upward path(а справедливый мог бы непоколебимо и спокойно идти своей благой стезей; upward – движущийся вверх, восходящий; path – тропинка; тропа ) , doing the good things in which he found his pleasure(творя добрые дела, в которых он находил бы свое удовольствие) , and no longer exposed to disgrace and penitence by the hands of this extraneous evil(и не был бы более подвержен бесчестию и раскаянию от рук = со стороны этого, чуждого ему, зла) . It was the curse of mankind that these incongruous faggots were bound together(настоящим проклятием для человечества было то, что эти две несовместимых вязанки = части оказались связаны друг с другом) – that in the agonised womb of consciousness(что в истерзанной утробе души; womb – матка; лоно; agonised – мучительный; to agonise – переживать; мучиться; страдать /морально и физически/ ) , these polar twins should be continuously struggling(эти диаметрально противоположные = враждующие близнецы должны были непрерывно сражаться) . How, then, were they dissociated(но как же их тогда разъединить: «были бы они разъединены»)?

If each, I told myself, could but be housed in separate identities, life would be relieved of all that was unbearable; the unjust might go his way, delivered from the aspirations and remorse of his more upright twin; and the just could walk steadfastly and securely on his upward path, doing the good things in which he found his pleasure, and no longer exposed to disgrace and penitence by the hands of this extraneous evil. It was the curse of mankind that these incongruous faggots were bound together – that in the agonised womb of consciousness, these polar twins should be continuously struggling. How, then, were they dissociated?

I was so far in my reflections(вот куда привели меня мои размышления: «я был настолько далек в моих размышлениях») , when, as I have said(когда, как я упоминал) , a side light began to shine upon the subject from the laboratory table(свет начал брезжить на этот вопрос с лабораторного стола; side light – отличительный: «боковой» огонь ) . I began to perceive more deeply than it has ever yet been stated(я начал осознавать глубже, чем кто-либо обосновывал это прежде; to state – заявлять, утверждать; констатировать; устанавливать, точно определять; формулировать; излагать /особ. логический ход мысли на бумаге/ ) , the trembling immateriality(всю зыбкую нематериальность; to tremble – дрожать ) , the mistlike transcience(всю облачную бесплотность: «проникаемость») , of this seemingly so solid body in which we walk attired(этого столь твердого = столь неизменного на вид тела, в которое мы облечены; to walk – ходить; вести себя, жить; to attire – облачать, наряжать, одевать /в роскошные, торжественные одеяния/ ) . Certain agents I found to have the power(я обнаружил, что некоторые реагенты обладают способностью; power – сила, мощь; способность ) to shake and to pluck back that fleshy vestment(сотрясать и срывать то плотское одеяние) , even as a wind might toss the curtains of a pavilion(точно так же, как ветер мог бы колебать занавески в беседке; to toss – бросать; раскачивать, заставлять колыхаться ).

For two good reasons(по двум веским причинам; good – хороший; основательный ) , I will not enter deeply into this scientific branch of my confession(я не буду глубоко вдаваться в эту научную часть своего признания; branch – ветка /дерева/; ответвление ).

I was so far in my reflections, when, as I have said, a side light began to shine upon the subject from the laboratory table. I began to perceive more deeply than it has ever yet been stated, the trembling immateriality, the mistlike transcience, of this seemingly so solid body in which we walk attired. Certain agents I found to have the power to shake and to pluck back that fleshy vestment, even as a wind might toss the curtains of a pavilion. For two good reasons, I will not enter deeply into this scientific branch of my confession.

First, because I have been made to learn(во-первых, потому что я был вынужден понять) that the doom and burthen of our life is bound for ever on man’s shoulders(что рок и бремя нашей жизни навечно лежат на плечах человека; to bind – вязать, связывать ) ; and when the attempt is made to cast it off(и когда предпринимается попытка сбросить его /рок/) , it but returns upon us with more unfamiliar and more awful pressure(он возвращается к нам еще более чуждым и еще более отвратительным гнетом; pressure – давление; гнет ).

First, because I have been made to learn that the doom and burthen of our life is bound for ever on man’s shoulders; and when the attempt is made to cast it off, it but returns upon us with more unfamiliar and more awful pressure.

Second, because, as my narrative will make, alas! too evident(во-вторых, потому что, как станет – увы, слишком очевидно – из моего рассказа) , my discoveries were incomplete(мои открытия были неполными/недостаточными; to discover – обнаруживать, раскрывать; делать открытие, открывать; discovery – обнаружение, открытие; cover – крышка; покрывало ) . Enough then, that I not only recognised my natural body(здесь будет достаточно /сказать/, что я не только смог различить мое природное тело; to recognise – осознавать, постигать; признавать, отдавать себе отчет ) from the mere aura and effulgence of certain of the powers that made up my spirit(всего лишь благодаря ауре и сиянию: «от простой ауры и сияния» определенных сил, которые составляли мой дух; aura – легкое дуновение; аура, таинственное свечение тела; effulgence – блеск, лучезарность, сияние ) , but managed to compound a drug(но и сумел приготовить препарат; to compound – смешивать, комбинировать, сочетать, составлять ) by which these powers should be dethroned from their supremacy(с помощью которого силы эти должны были быть свергнуты со своего господствующего положения) , and a second form and countenance substituted, none the less natural to me(и это место /должны были/ занять вторая фигура и лицо, которые были не менее природны = присущи мне самому) because they were the expression(так как они являлись выражением) , and bore the stamp(и несли /на себе/ печать) , of lower elements in my soul(низших элементов моей души).