Диана Гэблдон - Семь камней

У него возникло нестерпимое желание ударить Малкольма головой о стол и макнуть носом в pulpo , но он сдержался. Вместо этого он тщательно прожевал кусок осьминога – очень вкусный, но по текстуре похожий на ластик, – проглотил его и спросил:

– Тогда расскажи мне про восстание рабов.

Малкольм посмотрел на него, что-то обдумывая. Кивнул и с кряхтеньем протянул руку к испачканному кровью чулку, свисавшему с его протеза.

– Давай поднимемся на стену, – сказал он. – Тут мало кто из слуг говорит по-английски, но это не значит, что они не понимают. И они часто подслушивают под дверью.

Грей заморгал, когда они вышли из полумрака каменного лестничного колодца на ясный и яркий день. В ослепительном небе кружились чайки. С моря налетали сильные порывы ветра, и Грей снял шляпу и сунул ее под мышку, чтобы ее не унесло.

– Я прихожу сюда несколько раз в день, – скзал Малкольм, возвысив голос из-за ветра и крика чаек. – Смотрю на корабли. – Он кивнул на простор огромной гавани, где несколько очень больших кораблей стояли на якоре в окружении стаи мелких судов, курсировавших к берегу и обратно.

– Красавцы! – восхитился Грей. – Но они стоят праздно, верно? – Действительно, на кораблях все паруса были свернуты, крышки орудийных портов задраены. Корабли плавно покачивались под ветром, мачты и реи чернели на фоне небесной и морской синевы.

– Да, – сухо отозвался Малкольм. – Они особенно красивы, когда праздно стоят. Насколько мне известно, объявление войны еще не получено, иначе на палубах было бы черно от людей, а паруса зарифлены, а не свернуты. Вот почему я прихожу сюда утром, в полдень и вечером, – добавил он.

– Но… если де Прадо – ведь он тут главнокомандующий? – если он не знает, что война объявлена, почему тут уже стоят эти корабли? Ведь они точно военные, а не торговые. Даже я это вижу.

Малкольм засмеялся, хоть и не слишком весело.

– Да, пушки выдают их. Испанцы ждут объявления войны уже полгода. Генерал Эвиа привел сюда эти корабли еще в ноябре, и они с тех пор тут стоят.

– А-а.

Малкольм поднял брови:

– Вот именно, а-а. Де Прадо ждет объявления войны со дня на день. Вот почему я отправил Оливию с детьми за город. Подчиненные де Прадо относятся ко мне с подчеркнутой вежливостью. – Он слегка скривил губы. – Но я вижу, как они уже примеряются, чтобы заковать меня в цепи и бросить в тюрьму.

– Да что ты, Малкольм, – мягко возразил Грей. – Ты дипломат, а не воюющая сторона. Скорее всего, они либо депортируют тебя, либо задержат у себя, но я не думаю, что дело дойдет до цепей.

– Да, – согласился Малкольм, снова направив взгляд на корабли, как будто опасался, что они вот-вот придут в движение. – Но если они прознают про восстание – а я, честно говоря, не знаю, как этого избежать, – тогда это наверняка изменит их мнение насчет моей дипломатической неприкосновенности.

Это прозвучало с такой спокойной отрешенностью, что Грей поразился, хоть и неохотно. Он покрутил головой, не подслушивал ли кто.

На стене было много солдат, но не вблизи; серый камень крыши простирался на сотни ярдов во все стороны. Где-то в дальнем конце крепости офицер перекликался с дозорным на сторожевой башне. Несколько туземцев – многие в черном – латали дыры в стене. Они разделись до пояса и обливались потом, несмотря на ветер. Рядом с ними стояли корзины с камнями. На каждом углу крыши стояли во фрунт, с мушкетами на плече часовые. Крепость Ла Пунта готовилась к войне.

Мимо промаршировало отделение из двенадцати солдат, попарно, под началом молодого капрала, кричавшего испанский эквивалент «ать-два!». Когда они шагали мимо приземистой сторожевой башни, капрал лихо отдал честь. Малкольм кивнул и снова повернулся к гавани. Видимость была прекрасная, и Грей разглядел заградительную цепь у входа в гавань, тонкую, темную линию, похожую на змею.

– Иносенсия сообщила мне об этом, – отрывисто сказал Малкольм, когда солдаты скрылись в лестничном колодце, и настороженно покосился на Грея, но тот промолчал. Малкольм снова повернулся к гавани и начал говорить.

Бунт готовили рабы с двух больших сахарных плантаций в окрестностях Гаваны. Кузина Иносенсии была служанкой на гасиенде Мендес и крутила любовь с одним из рабов, чей брат был в числе главных заговорщиков. Их изначальный план был таков: собраться в группу, убить хозяев гасиенд, ограбить дома, очень богатые, и бежать через горы в Хагуа, на южный берег острова.

– Понимаешь, они решили, что солдаты не станут их преследовать, потому что ожидают нападения англичан на Гавану. – Казалось, Малкольма совершенно не волновало предполагаемое убийство хозяев плантаций. – План был неплохой, если они выберут удачный момент и дождутся появления англичан. Вокруг Кубы полно мелких островов, где легко прятаться.

– Ты узнал про этот план и вместо того, чтобы сообщить о нем comandante …

Малкольм пожал плечами:

– Ну, ведь мы воюем с Испанией, разве нет? Если еще и не воюем, ясно, что война начнется в любой момент. Я встретился с двумя главарями бунта и, э-э, убедил их, что существует более надежный способ достижения их целей.

– Один? Ты встречался с теми людьми один?

– Конечно, – ответил Малкольм. – Они бы меня и близко не подпустили, явись я не один. Да у меня никого и нет, – добавил он, повернувшись к Грею с застенчивой улыбкой, которая неожиданно убрала годы с его измученного заботами лица.

– Я встретился с кузиной Иносенсии на краю плантации Сааведра, и она отвела меня в большой табачный сарай, – продолжал он, посерьезнев. – Наступили сумерки, и в сарае был полумрак. Я видел множество теней и не могу сказать, сколько человек там было. Мне казалось, будто весь сарай шевелился и шептался, но, скорее всего, это были всего лишь развешанные на просушку листья – они ведь огромные, ты знаешь? Одно растение величиной с мужчину. Их подвешивают к балкам, они качаются, задевают друг друга и сухо так шуршат, словно шепчутся… Мне даже стало немного страшновато.

Грей старался представить ту встречу и, к своему удивлению, ясно увидел ее. Малкольм, с его протезом и всем прочим, хромая, входит один в темный сарай, чтобы убедить опасных парней отказаться от их убийственных намерений в пользу его плана. По-испански.

– Ты жив, значит, они тебя выслушали, – медленно сказал Грей. – Что ты им предложил?

– Свободу, – ответил Малкольм. – Ведь армия освобождает рабов, которые записываются в нее, почему этого не может сделать флот?

– Я не уверен, что жизнь моряка намного лучше, чем жизнь раба, – с сомнением заявил Грей. – Что до еды, то на острове она точно лучше.

– Я вовсе не говорю, что они запишутся в моряки, глупый, – возразил Малкольм. – Но я уверен, что сумею убедить либо Албемарля, либо адмирала Покока, что тех парней надо освободить в награду за их помощь. Если они уцелеют, – задумчиво добавил он.