Эми Хармон - Бесконечность + 1

Финн почти уснул, когда вдруг услышал, что Бонни плачет. Он был уверен, что на этот раз дело не в коротких волосах и сходстве с некрасивым братцем Хэнком. Она плакала так, будто целый день сдерживалась. Может, так и было. Наверное, общение с Кейти повлияло на нее не лучшим образом. Финн тут же сел на кровати, размышляя, не пора ли ехать, не лучше ли будет поскорее увезти Бонни отсюда.

И тут же выругался, грязно и громко, запустив пальцы в волосы. Он не обязан играть в спасителя! Да и не под силу ему это! Разве не сам он сегодня сказал ей, чтобы не пыталась его спасти? Все это полная хрень. И вообще, это Бонни виновата, что они здесь оказались! Финн накрыл голову подушкой, заглушая звуки из ванной. Отлично. Так гораздо лучше. На самом деле голос Бога – это не шум воды. Это тишина.

Финн постарался заснуть, прижав подушку к лицу, но вскоре под края наволочки проник яркий луч: это Бонни вышла из ванной, наполнив коридор светом. Потом она нажала на выключатель, и стало темно. Финн сунул подушку под голову, убеждая себя, что не слушает. Так и было. Что можно слушать в полной тишине? Он просто напряженно ждал хоть какого-то звука.

– Финн, ты не синить? – В темноте послышался шорох: Бонни на ощупь пробиралась по комнате к кровати. Нащупав ее, осторожно присела на краешек.

– Не сплю, – тихо признался он.

Бонни помолчала минуту-другую, а Финн не стал спрашивать, зачем она пришла.

– Ты до сих пор скучаешь по Фишеру? – раздался наконец ее шепот.

Нужно было ответить «нет». Может, услышав, что боль со временем проходит, она бы утешилась.

– Да, – сказал Финн. Утешил, называется. – Иногда я с ним разговариваю. Мы тоже были идентичными близнецами. Порой смотрю в зеркало и представляю, что там он. И разговариваю с отражением. Глупо. Но – да.

– Я из-за этого терпеть не могу смотреться в зеркало. Все время вижу ее.

– А зря. Лучите смотри, Бонни. Можешь представить, что это она, если так легче.

Бонни всхлипнула в темноте.

– Это же лучше, чем видеть Хэнка, правда? – Он попытался ее развеселить, но не знал, получилось ли. Было слишком темно, а она сидела неподвижно.

– А с тобой так не бывает? Кажется, будто забыл что-то, а потом понимаешь, что это не что-то… это Фишер. У меня так постоянно. Как будто я упустила нечто важное. Я начинаю проверять, все ли на месте: телефон, ключи, сумочка… И вдруг вспоминаю: Минни. Со мной нет Минни.

– Мама говорила, что мы с братом две стороны одной монеты. Фиш всегда заявлял, что он орел, а я жопка. Не решка, а жопка. Но если так и есть, то, пожалуй, нельзя сказать, что я его потерял. Пока я жив, он тоже существует. Ведь невозможно потерять вторую сторону монеты, верно?

– Вы были похожи?

– Только внешне. Фиш писал правой рукой, я пинту левой. Ему всегда нравилось действовать наугад, а мне – последовательно. Он громко говорил и смеялся, а я был тихим и стеснительным.

– Похоже на нас с Минни, – произнесла Бонни. – Только я скорее Фишер, а Минни была как ты.

Финн усмехнулся. Да, он и сам это понял.

– Финн, мы с тобой близнецы, потерявшие своих близнецов. Получается, мы оба половинки?

Он помолчал, не зная, что ответить. Бонни вздохнула. Глаза Финна уже привыкли к темноте и теперь различали ее смутный силуэт у изножья кровати. Потом она вдруг свернулась в клубок, как котенок, положив голову ему на ноги, не собираясь никуда уходить.

– Когда Фиш был жив, я пытался держать цифры в голове, не давая им касаться наших совместных занятий. Он иногда завидовал. Мы с отцом любили математику, а Фиш ничего в ней не понимал и обижался, чувствуя себя лишним. Ему всегда хотелось быть лучшим. А мне – нет. – Финн пожал плечами, словно желая стряхнуть тяжесть воспоминаний. – Я просто хотел, чтобы он был счастлив. Чтобы вся семья была вместе. Поэтому с самого детства было два Финна. Один любил числа и с удовольствием читал про Эвклида, Кантора и Канта. А второй, которого все звали Клайдом, играл в бейсбол, тусил с Фишем и другими пацанами с района. Они хулиганили, курили травку и напивались, ухлестывали за девчонками, которые мне не особенно нравились. Но я тоже делал все это – ради Фиша. И так все время. Я ни в чем ему не отказывал. Поэтому всегда чувствовал себя расколотым на две части.

– У меня такого не было. Минни никогда не говорила, что завидует моей популярности. По крайней мере, мне так казалось. Правда, она могла и скрывать свое недовольство. Ведь кое-что ей удалось скрыть. – В голосе Бонни послышались одновременно печаль и гнев.

Финн подумал, что, наверное, где-то в глубине души она злится на Минни, так же как он долгое время злился на Фиша. Может, это было ненормально, неправильно, но сердце не подчиняется доводам разума. Так было и будет всегда. И прямо сейчас у него в ногах свернулось доказательство этой простой истины.

– Она не говорила мне, как тяжело больна, насколько все плохо, – продолжала Бонни. – Каждый раз, когда мы разговаривали, Минни уверяла, что ей лучите. Она не предупредила меня. Знала ведь, что стоит сказать слово, и я приеду. Я тоже никогда не отказывала Минни. Ради нее я была готова на все.

– Может, поэтому она и не позвонила.

Он почувствовал, как Бонни замотала головой.

– Но, Финн, она со мной даже не попрощалась!

– Фиш тоже ни слова не сказал мне на прощание. Вот он смотрит, как я пытаюсь остановить кровь, а в следующую секунду – все, его нет. Ушел без единого слова.

– А какое бы это было слово, Финн? – спросила Бонни, и он понял, что она с трудом сдерживает слезы. – Если бы осталось только одно слово, что бы ты хотел услышать?

На этот раз сам Финн покачал головой.

– Не знаю, Бонни. Сколько бы слов ни осталось, какое-то всегда будет последним, и его всегда будет недостаточно.

– Я бы сказала, что люблю ее, – прошептала Бонни. – И попросила бы ее занять для меня соседнюю обитель.

– Обитель? – переспросил Финн.

– В церкви мы всегда пели этот псалом, «В доме Отца Моего обителей много». Не слышал такой?

– Нет.

– «В доме Отца Моего обителей много. А если бы не так, Я сказал бы вам», – тихо пропела она.

– Может, Бог живет в «Гранд-отеле», – пробормотал Финн. Ему хотелось вскочить и умолять ее спеть дальше. Но вместо этого он подложил руки под голову, сделав вид, что этот голос не вызывает у него никаких неудобных чувств и мыслей.

– Что за «Гранд-отель»? – спросила она.

– Так называется один парадокс о бесконечных множествах – парадокс Гильберта.

– А что такое парадокс?

– То, что противоречит нашей интуиции или здравому смыслу. Утверждение, которое, как нам кажется, противоречит логике. Мой отец обожал их. Большинство из них математические.

– Расскажи мне про «Гранд-отель». Что это за парадокс? – В голосе Бонни уже не звенели слезы, и Финн с радостью продолжил, чтобы сильнее отвлечь ее.