Эми Хармон - Бесконечность + 1

Осталось показать. Может, удастся потанцевать где-нибудь в темном уголке, на пару часов притвориться, что они обычная пара, а не беглецы, преследуемые законом. Время еще было.

– Спасибо. – Финн кивнул водителю «кадиллака», а тот кивнул в ответ.

Бонни опустила козырек, на котором было закреплено зеркальце с удобной подсветкой. Когда Финн сел в «Чарджер», она пудрила лицо кисточкой для макияжа. Бонни ничего не сказала, увидев, что он снова выехал на дорогу, и начала наносить тени на веки вокруг своих темных глаз, сосредоточившись на своем отражении. И только когда Финн въехал на парковку за черным зданием без окон и алой буквой V на стене, Бонни повернулась к нему, удивленно приподняв брови.

– Я не хочу играть в Бонни и Клайда. Давай побудем просто Бонни и Финном? Хотя бы немного, ладно? – Других извинений пусть не ждет. Он все еще злился. И по-прежнему ужасно боялся. Боялся любить, боялся потерять ее, а заодно и себя – этого он боялся больше всего. Но все-таки любил, и это чувство перевешивало все остальные.

Бонни кивнула, глядя на него широко раскрытыми глазами.

– Это клуб?

– Да. Надеюсь, там темно, накурено и полно бандитов, которые не слушают кантри и не смотрят развлекательные каналы. В общем, людей, которые не станут, как порядочные граждане, звонить копам или телевизионщикам, даже если увидят за соседним столиком известную певицу. – Он замолчал, чувствуя себя идиотом. Впрочем, ему было уже все равно. – Полагаю, ты любишь танцевать. А я нет, но, возможно, мне захочется потанцевать с тобой.

Улыбка – широкая, сияющая, та, с которой все началось, – осветила лицо Бонни. Она отвернулась и еще пару раз провела кисточкой по векам, добиваясь наилучшего эффекта. Потом накрасила губы и провела руками по волосам. У нее нашлись даже сережки – они лежали в маленьком пакетике из «Волмарта» в кармане ее сумочки. Крупные кольца придали ей эффектный вид, и, когда она стянула свитер и заправила черный топик в джинсы, Финн выхватил у нее расческу и стал приглаживать волосы, решив, что ему тоже нужно привести себя в порядок. Он завязал хвост и расстегнул кожанку, чтобы чувствовать себя посвободнее, потом прихватил куртку Бонни с заднего сиденья. Тогда он еще не знал, как будет рад, что сделал это.

Они спустились по лестнице ко входу в «Верани». У дверей не было никого, кто мог бы поприветствовать или прогнать их, поэтому они сразу прошли дальше, в дымный полумрак, заполненный оглушающей музыкой. Финн обнял Бонни за талию, оглядываясь в поисках подходящего места. Слева тянулась длинная барная стойка, и они сели за нее, дожидаясь, пока бармен обратит на них внимание.

Это был парень с тоннелями в унтах, коротко остриженными висками и длинными волосами на макушке, уложенными в стиле Элвиса Пресли. Он ни секунды не стоял на месте, твердой рукой наполнял бокалы, смешивал коктейли, выжимал сок и протягивал заказы посетителям. Но, когда он посмотрел на Финна, тот заметил бегающий взгляд, будто бармен что-то принял и теперь не способен долго поддерживать зрительный контакт. Посетители называли его Джаггером. Когда Финн спросил, открыта ли кухня, Джаггер подозвал одну из одетых в черное официанток, которая пробралась к ним сквозь толпу.

Девушка отвела их в нишу, откуда почти не видно было сцену и танцпол. Видимо, именно поэтому в час ночи столик все еще оставался свободным. Официантка оставила им две тоненькие книжечки меню, пообещав скоро вернуться. Она не улыбалась и не болтала с посетителями, но Финна это полностью устраивало.

Выбор был небольшой, но они с Бонни питались без изысков почти все время пути. В последний раз поесть за столом им удалось в Огайо, когда Шайна накормила их спагетти в своей маленькой кухне.

Они довольно быстро определились с выбором, а официантка вскоре вернулась с двумя стаканами воды и приняла заказ. Финну до жути хотелось выпить пива, но для этого нужно было показать удостоверение личности, так что им пришлось отказаться от алкоголя. Пока они ели, Бонни все время посматривала на сцену и краешек танцпола, который ей был виден лучите, чем Финну, и растерянно морщила носик.

– Наверное, я деревенщина, но мне не нравится эта музыка. Она как лабиринт. Или беговое колесо для хомяка, которое всю крутится и крутится без конца, но никуда не ведет. – Ей пришлось прокричать это, чтобы Финн ее услышал, и в конце концов он сел рядом с ней, чтобы можно было говорить друг другу на ухо.

Финн вполне стерпел бы эту музыку, если бы не провел целую неделю, слушая пение Бонни. Ее песни уж точно не вызывали ассоциации с колесом для хомяка. Она рассказывала истории, раскрывала тайны и заставляла Финна поверить, что поет для него одного. Наверное, то же чувствовали и другие слушатели. Именно поэтому она была суперзвездой. Он сказал ей об этом, прижавшись губами к ее уху, и Бонни улыбнулась, а потом наклонилась к нему, чтобы ответить:

– Но, Финн, я ведь действительно пела для тебя. Просто тогда я тебя еще не нашла. Понимаешь? Теперь все мои песни будут посвящены тебе.

Это было очень мило, хоть и немного избито, но Бонни произнесла эти слова с такой уверенностью, положив ладонь ему на щеку, что Финна тронуло ее признание. Несмотря на все сомнения.

Он слышал, как она прокричала сквозь рев ветра, что тоже его любит. Но тогда Финн был слишком зол на нее, чтобы поверить ее словам, сказанным под влиянием момента. Он не знал, любит ли она его на самом деле. Да, он определенно нравился ей. Возможно, Бонни поддалась мимолетному чувству влюбленности. Сейчас она была одинокой и потерянной и поэтому нуждалась в нем. Пока.

Финн поцеловал ее в лоб и молча доел свой ужин, кожей ощущая взгляд Бонни и понимая, что своим поведением только сбивает ее с толку. Но он не знал, как объяснить ей свои чувства так, чтобы все не закончилось новыми признаниями в любви и преданности, которым Финн все равно не сможет поверить. Когда группа на сцене сделала перерыв, он встал из-за стола и отправился искать туалет, надеясь немного прийти в себя. Бонни сказала, что ей не нужно в дамскую комнату и она подождет его здесь.

Он должен был знать, что нельзя оставлять ее без присмотра. Даже на пять минут. Когда Финн вернулся к столику, Бонни там не оказалось. Он обернулся, осматривая полутемный зал, и, когда уже было решил, что она передумала насчет туалета, вдруг увидел ее.

Бонни была на сцене. Освещенная софитами, она стояла на маленькой платформе, которую всего несколько минут назад занимала скачущая троица с барабанщиком, чья музыка была полной противоположностью ее песням. Теперь все четверо сидели за столиком у сцены и явно не возражали против того, чтобы она развлекла аудиторию, пока они отдыхают. Один даже поднял бокал, будто говоря: «Давай, смелее!»