Моника Мерфи - Четыре года спустя

Я одновременно и сгораю от нетерпения, и трясусь от страха.

Мы молчим всю дорогу. Работает радио. Оуэн настроил волну, где играет только рок девяностых годов. Как только начинает звучать одна песня, он увеличивает громкость и слегка улыбается.

– «Кэндлбокс» [14]. Эта песня напоминает мне о детстве, – задумчиво произносит он. – Мама любила эту группу.

Никогда не слышала о них, ведь моя мама всегда предпочитала что-то вроде топ-сорок. А гранж вообще отсутствовал в моем подростковом репертуаре.

– Мне нравится голос, – искренне говорю я. Песня и правда хороша. Понимаю, что с годами вкусы меняются. Я становлюсь сама собой, нахожу вещи, которые нравятся именно мне, а то, что родители слушали, читали, смотрели… остается в прошлом.

– Эти слова напоминают о тебе, – мягко произносит он.

От удивления я поворачиваюсь к нему.

– Как это?

– Песня называется «Цветение» [15]. С тех пор как ты сказала мне, что твое второе имя – Роза, всякий раз, когда я слышу слова роза, цветок, цветение, цвет, то думаю о тебе. Улыбка становится шире, но на меня он не смотрит. Просто выбивает пальцами на руле музыкальный ритм, ведя машину через холодную темную ночь.

Но в его признании нет ничего холодного или мрачного.

Сердце так сильно колотится о ребра, что боюсь, он услышит. Мне хотелось бы сказать что-то столь же романтичное.

Но я молчу, спокойно слушая песню.

Песня полна грусти; она о любви и потере. Удивительно, что она напоминает ему обо мне. Только из-за названия? Или он на самом деле думает, что мы расстанемся, даже не начав встречаться?

Как обычно, я слишком сильно заморачиваюсь и раньше времени волнуюсь.

Когда мы наконец приезжаем на место, я уже словно комок нервов. Оуэн паркует машину и глушит двигатель, а затем поворачивается ко мне.

– Замерзла?

– Нет, все хорошо. – Чувствую, что дыхание учащается. Мне нужно срочно успокоиться, пока не задохнулась от возбуждения.

– Хочешь выйти на воздух? Знаю, там холодно, но если сядем на капот машины, то не замерзнем. Он смотрит на заднее сиденье. – Если что, у меня есть толстовка.

– Почему тебе хочется выйти? – Я смотрю вперед сквозь стекло, весьма впечатленная открывающимся видом. Мы находимся над линией тумана, но все еще можем видеть город; туман такой зыбкий, что похож на прозрачный кружевной занавес над городом.

– Снаружи вид еще лучше. – Повернувшись, я смотрю на него; на лице то самое обаятельное, «ты сделаешь все, о чем я попрошу», выражение. – Пошли, Челс. Надо просто жить, помнишь?

– Ладно.

– Не пожалеешь, – говорит он, поворачиваясь назад, чтобы взять с заднего сиденья толстовку. Он случайно касается меня плечом, а его голова настолько близко, что можно протянуть руку и прикоснуться к волосам.

Вместо этого я сжимаю руки на коленях.

– Наденешь? – Он протягивает мне черную толстовку, и я вцепляюсь пальцами в прохладный хлопок.

Ткань хранит его запах: что-то свежее и острое, с легчайшим намеком на пряность. Жаль, что не могу прижаться к ней лицом и вдохнуть поглубже.

Он решит, что я чокнутая.

– Может быть, – говорю я, держа толстовку. – Спасибо.

Он улыбается мне, и мы вылезаем из машины. Я смотрю на капот, задаваясь вопросом, как туда забраться и не выглядеть при этом по-дурацки. В задумчивости я снова покусываю нижнюю губу и морщусь, когда попадаю в особенно чувствительное место.

Видимо, я жевала ее слишком часто.

– Никогда раньше не забиралась на капот? – спрашивает он.

Поворачиваюсь и смотрю на него, чувствуя себя тупицей.

– Если честно, нет.

– Помочь?

– М-м-м… – снова смотрю на машину, раздумывая над его предложением – Я не…

Оуэн хватает меня за талию до того, как я успеваю закончить предложение. Я потрясена тем, как легко он поднял меня и усадил на капот, словно я пушинка. Он устраивает меня поудобнее, я откидываюсь назад. Ноги скользят по лакированной поверхности, и я стараюсь не поцарапать ее. К счастью, я хорошо устроилась, насколько это возможно, прижав ладони к поверхности машины.

Он легко запрыгивает на капот и садится рядом. Длинные ноги, сильные руки, изящные движения. Улыбаясь мне, он убирает волосы с глаз.

– А хочешь посидеть на крыше?

Я оглядываюсь.

– И как же мне туда попасть?

– Давай. – Он протягивает руку, я беру ее и снова взвизгиваю, когда он поднимает меня на ноги, хватает за талию и буквально забрасывает на крышу. Я расстелила толстовку на холодном металле и села, посмеиваясь, глядя, как он карабкается по лобовому стеклу и усаживается рядом, немного запыхавшийся и с дурацкой улыбкой на лице.

– Ты обещал мне теплый капот, а вместо этого я сижу на холодном металле, – говорю я с упреком, наклонившись, чтобы подтолкнуть его руку плечом.

– Тогда иди сюда. – Без предупреждения он обнимает меня за плечи, подтягивает к себе и тесно прижимается боком. – Думаю, отлично сработало.

– Выглядит так, словно ты заранее все спланировал. – Я прильнула к его груди, дыхание сбилось, сердце зашлось в рваном ритме, и я посмотрела вниз, отмечая про себя, что мы прекрасно смотримся вместе.

– Нет, не специально. Скорее, это импровизация.

Он вытягивает перед собой свои длинные ноги, его твердое теплое бедро упирается в мое. Несколько долгих минут мы просто молчим. Тишину нарушают лишь стрекот каких-то насекомых и шум машин, проезжающих по шоссе недалеко от нас.

Мы смотрим на огни города, они мерцают и сверкают, прорываясь сквозь пелену тумана. Нет ничего, кроме темноты, окружающей нас, и серебристого света луны.

– Красиво, – наконец говорю я. – Никогда не бывала тут раньше и не любовалась таким видом.

– Ага. Мало кто знает об этом месте. Местным-то оно известно, но мы не любим рассказывать о нем всем подряд. – Он тихонько смеется, снова вызывая волну мурашек по телу.

– Понимаю, – шепчу я, но он не отвечает. Да и не нужно. Так уютно и спокойно просто молча сидеть. Я легко могла бы привыкнуть к этому. Сидеть в обнимку с Оуэном, спрятав голову у него на груди. Он такой теплый и твердый; крепко и надежно он обхватывает мои плечи рукой, а когда начинает легонько поглаживать кончиками пальцев мое оголенное плечо, я чувствую, что слабею всем телом.

– Удобно? – спрашивает он, его мурлыкающий голос переходит в низкий сексуальный шепот. Я киваю, не в силах ответить. – Тебе все еще холодно?

– Нет, – шепчу я, прислонившись лбом к его подбородку.

Щетина колет кожу, и я закрываю глаза, наслаждаясь возникшей между нами близостью. Он прижимает меня сильнее и сдвигается; палец скользит под подбородок, поднимая вверх мое лицо.

Ох. Боже. Вот оно. Он поцелует меня. Я резко открываю глаза и вижу, что он смотрит на меня пронизывающим взглядом, и прерывисто вздыхаю.