Лайза Джуэлл - Холодные сердца

– Думаю, – снова попыталась Бет, – что-то случилось накануне вечером, до того, как он покончил с собой. И наверно, я могла это видеть. Или неким образом была к этому причастна.

Это неожиданное признание заставило Мэган резко выпрямиться.

– Это как?

– Не знаю. Просто у меня такое ощущение. Причем уже давно. Как будто это моя вина. Как будто что-то случилось, и я была в этом виновата. Но я все время его блокировала. Меня преследовали разные фантазии…

Мэган в упор посмотрела на сестру – мол, говори дальше.

– Гадкие. Про всех нас. Ну, ты понимаешь… на тему секса и все такое прочее.

Бет даже слегка передернулась.

– Но ведь это вполне нормально, разве не так?

– Да, так. И в то же время нет. Потому что меня в них никогда не было. Были только вы. И я за вами наблюдала, – Бет снова передернулась. – И еще в них был Риз. Всегда. Мы с моим терапевтом так и не добрались до самого дна. Но он считает, что это как-то связано с тем вечером.

Мэган легонько покачала головой, пытаясь уложить мысли в привычный, узнаваемый шаблон.

– Что мы делали в тот вечер? – уточнила она. – Лично я не могу вспомнить.

– Я тоже. Ни малейшей подробности.

– Помнится, мне пришлось спать на матрасе в твоей комнате, – сказала Мэг. – Потому что мама навалила кучу вещей в моей. Помню, мы лежали в темноте и разговаривали о том, что тебе пора перебираться в Лондон.

Бет печально улыбнулась этому воспоминанию.

– Это было раньше, – сказала она. – Ранним вечером. Было еще светло. – Она шумно вздохнула и погладила свой живот. – Все были внизу, играли в «Монополию» или что-то в этом роде. В какую-то шумную игру. Я по какой-то причине поднялась наверх… не помню почему… и увидела, как мама выходит из комнаты Риза. У нее был такой вид… не могу точно объяснить, но вид у нее был какой-то испуганный. Абсолютно испуганный. Я посмотрела на нее, она посмотрела на меня, и я спросила: «С тобой все в порядке?» Она кивнула. Но было видно, что это не так… Я поняла: произошло нечто ужасное, и мне казалось, что это… – Бет умолкла. Поняв, что молчание затягивается, она улыбнулась и заговорила снова. – Я не знаю. Да и, пожалуй, никогда не узнаю. Может, мне все примерещилось. Понимаешь, мне так отчаянно хотелось докопаться до причины, почему он это сделал, что я просто все придумала. – Она пожала плечами.

Мэган улыбнулась сестре и, похлопав Бет по колену, сказала:

– Труднее всего – принять тот факт, что некоторые вещи в этой жизни случаются вообще без всякой причины.

– Не уверена, что смогу его принять, – ответила Бет, однако лицо ее просветлело и она распрямилась. – Ой, она толкается. Да как сильно!

– Можно пощупать?

Бет кивнула, и Мэган пожила руку ей на живот. Ага! Толчок. Еще один. Сидя в утробе, будущая племянница пихнула мать изнутри или ножкой, или кулачком. Мэган посмотрела на Бет – на свою младшую сестру, которую любила больше всего на свете.

– Я так скучала по тебе, – призналась она.

Бет взяла ее за руку и улыбнулась.

– Я вернулась, – сказала она.

– Значит, ты решилась на это одна?

– Да, только я и она, – кивнула она в ответ и посмотрела на Мэган. – И ты, – тихо добавила она. – Если ты примешь меня.

Мэган сжала ее руку.

– Конечно, приму, – сказала она. – Обязательно.

Спасибо тебе, Джим, за искренность.

С моей стороны было верхом бестактности задавать тебе такие вопросы, но ты, как всегда, воспринял все как надо. Ты, наверное, единственный человек, который знает, чем меня можно взять. Это восхитительно! Было очень интересно услышать от тебя, как ты себя чувствуешь, когда уходишь в запой. Хотя, скажу честно, это глубоко меня опечалило. Мне даже захотелось сесть в первый же поезд, приехать к тебе и заглянуть тебе в глаза, держать тебя за руки и сказать, что у меня есть средство, которое заставит тебя бросить это занятие.

Но я, конечно же, этого не сделаю. Ты не хуже меня знаешь, что у любого человека есть ключик, способный заставить его измениться. Он хранится в глубине души каждого из нас, и, хотя кто-то другой и может помочь нам найти этот ключик, воспользоваться им можем только мы сами. Ирония же состоит в том, что для того, чтобы я пришла к тебе и помогла обнаружить этот ключик, я должна найти в самой себе свой собственный. Все это как клубок тесно переплетенных нитей. Это нечто невозможное, Джим, честное слово.

Спасибо, что поведал мне о том, что случалось с тобой в детстве. Бедняжка, прими мое сочувствие. Неудивительно, что потом некоторые из нас, повзрослев, ведут себя не лучшим образом. Это вина тех взрослых, что жестоко обращались с нами, когда мы были детьми. Если взрослый неспособен на такую простую вещь, как забота о детях… получается замкнутый круг. Уверена, у твоей матери масса собственных историй, собственные душевные травмы и все такое прочее.

Ты спрашивал о темных пятнах моего детства. Мне понятно, что ты пытаешься сделать, Джим, ты пытаешься помочь мне, не так ли? Этакий заочный психоанализ, чтобы в один прекрасный день я была бы в состоянии приехать к тебе. Господи, как же мне хотелось бы иметь возможность приехать! Поэтому я предлагаю себя тебе – анализируй!

Так вот, мою мать изнасиловали. Насильником был друг семьи. Тогда я ничего об этом не знала, но сестра рассказала мне, когда мне было шестнадцать. Оказывается, это был тот же самый друг семьи, который пытался языком проникнуть мне в рот за неделю до того, как я услышала от нее эту историю. В иных обстоятельствах я бы просто посмеялась – ну что взять с мерзкого грязного старикашки! Но потом узнала, что этот гад сделал с моей матерью. Нет, мы никогда это не обсуждали. Хотя мне всегда хотелось. Каждый раз, когда я оказывалась наедине с матерью, меня так и подмывало спросить ее. Я открывала рот, но не могла выдавить даже слова. Мне было страшно, что я растревожу давно зажившую рану. А потом она умерла. А вскоре умер и отец. Конец истории. Насильник явился на ее похороны. Я врезала ему по лицу. Ты можешь поверить? Я, Лорелея Берд, я врезала в челюсть мужчине ростом в шесть футов. Готова спорить на что угодно, мне было при этом больнее, чем ему. Зато мне стало легче. Думаю, он навсегда изменил меня, этот удар.

Но, да, все это омрачало мое детство: сначала мертворожденная девочка, потом изнасилование, затем молчание и тайны. Мою жизнь как будто окутывал зловещий туман. Обида (отец полагал, что это как-то связано с моей матерью, что она сама навлекла на себя это происшествие. Он обычно разговаривал с ней так, как будто НЕНАВИДЕЛ ее) и зацикленность на собственном «я» – обычные последствия психологической травмы.

Мать всегда думала только о себе, в ущерб собственным дочерям. Как это ужасно! Неудивительно, что я ухватилась за первого честного мужчину, который попался мне на пути, и заставила его осчастливить меня детьми, чтобы я могла воспитать их по-своему. И чем это закончилось? Лишь новыми секретами и новым молчанием. Да, это было другое молчание. Другие тайны. Но они все-таки были. Вещи, О Которых Нельзя Говорить Вслух. Теперь я понимаю, что это отравляло все. Боже, какой стыд!