Гийом Мюссо - Бумажная девушка

– Это серьезно? – не удержался я от вопроса.

– Профессор Клузо прокомментирует вам результаты, – с некоторой холодностью ответил мне врач.

А потом добавил по собственной инициативе:

– Я думаю, что, помимо эхограммы, мы сделаем еще и томограмму сердца.

Рим. Аэропорт Фьюмичино

– А Франчески нет? – спросил Майк Портой, открывая дверь бюро находок.

Пилоту с трудом удалось скрыть свое разочарование. За стойкой сменщица подняла глаза от журнала и вернула ему хоть какую-то надежду:

– Она пошла перекусить в «Да Винчи».

Майк ушел, не сказав «спасибо» и не потрудившись оставить книгу, найденную в самолете.

Расположенное в уголке Терминала 1 кафе «Да Винчи» было маленьким оазисом в сердце аэропорта. В заведении с колоннами из розового мрамора, с балками и сводами, увитыми плющом, царила неформальная атмосфера. Вдоль огромной стойки в форме подковы толкались пассажиры, чтобы выпить крепкий эспрессо и съесть фирменные сладости.

– Эй! Франческа! – крикнул Майк, заметив ее.

С каждым разом она казалась ему все красивее. Девушка разговаривала с молодым служащим, клоуном в фартуке человека, стоявшего у жаровни. Ему платили за то, что он превращал варку кофе в церемонию, начиная с обжарки зеленых зерен и заканчивая приготовлением нектара, который наливал в чашку.

Майк подошел, положил книгу на стойку и попытался влезть в разговор, навязав свой язык – американский английский – и свою тему разговора. Но прекрасная итальянка млела перед парнем, впитывала его слова, хлопая ресницами. У него была обольстительная улыбка, смеющиеся глаза и вьющиеся каштановые волосы. Переполненный тестостероном, Майк с вызовом посмотрел на римского ангела, а потом пригласил Франческу поужинать с ним. Он знал маленькую тратторию возле Кампо ди Фьори, где готовят восхитительную закуску ассорти и…

– Сегодня вечером я ужинаю с Джанлукой, – ответила она, качая головой.

– Э… Тогда, может быть, завтра? Я в Риме на два дня.

– Спасибо, но… Нет! – отказалась Франческа и заговорщически расхохоталась вместе с парнем.

Майк побелел. Он чего-то не улавливал. Как эта маленькая шлюшка могла предпочесть ему это ничтожество? Он, Майк, восемь лет учился, чтобы получить престижную профессию, завораживающую людей. А у этого сосунка дерьмовая работа на неполный день по гибкому графику. Он, Майк, завоевывает небо, а его сопернику платят семьсот девяносто евро в месяц чистыми при почасовой оплате…

Чтобы совсем не потерять лицо, Майк заставил себя хоть что-то заказать. Голубки уже давно возобновили свой разговор на итальянском. В голову Майку ударил обволакивающий аромат кофе. Он одним глотком выпил большую чашку и обжег язык.

«Тем хуже, заплачу шлюхе на Сан-Лоренцо», – подумал он с досадой, отлично зная, что это не сотрет из его памяти смех Франчески.

Майк слез с табурета и вышел из кафе, поджав хвост, забыв на стойке книгу в кожаном переплете с готическими буквами…

Аэропорт Фьюмичино. Бюро находок. Пять минут спустя

– Сожалею, синьорина, но никто не приносил нам ваш роман, – объявила Франческа Бонни.

– Вы уверены? – спросила та. – Это была очень важная для меня книга. В ней были еще и фотографии…

– Послушайте, вы сейчас заполните формуляр, максимально подробно опишите пропавшую вещь и обязательно укажите номер вашего рейса. Если кто-то принесет нам ее, мы немедленно вам позвоним.

– Хорошо, – грустно сказала Бонни.

Она усердно заполнила документ, но в глубине души тихий голосок подсказывал ей, что она никогда больше не увидит странную незаконченную книгу Тома Бойда и никогда не попробует шоколадного суфле миссис Кауфман…

Европейская больница Марии Кюри. Набережная Сены, Париж. 19 часов 15 минут

– Коринна, результаты мадемуазель Донелли! – гаркнул Жан-Батист Клузо, открывая дверь своего кабинета.

Он поймал мой удивленный взгляд, устремленный на интерком, стоявший на его столе.

– Никогда не понимал, как работает эта штука, слишком много кнопок! – пробормотал профессор, почесывая голову.

Судя по всему, то же самое относилось и к его «Блэкберри» последней модели, мигавшему и вибрировавшему каждые две минуты, на который профессор не обращал ни малейшего внимания.

Он весь день проводил одну операцию за другой и выглядел еще менее «свежим», чем утром. Под глазами появились синяки, жесткая щетина, казалось, выросла на полсантиметра за несколько часов.

На Париж опускалась ночь, погружая комнату в полумрак. Но Клузо даже не подумал зажечь свет. Он лишь нажал на кнопку на пульте управления, оживив огромный плоский экран на стене. На него профессор вывел отчеты об исследованиях Билли, сменявшие друг друга словно диапозитивы.

Врач подошел к экрану, чтобы прокомментировать первый документ.

– Анализ крови подтвердил уменьшение количества тромбоцитов, что и вызывает вашу анемию, – объяснил он, глядя на молодую женщину через окуляры своих странных очков.

Он нажал на кнопку, чтобы перейти к следующему изображению.

– Что касается эхограммы, то она выявила наличие многочисленных миксом сердца.

– Миксом? – встревоженно переспросила Билли.

– Это опухоли, расположенные в сердце, – коротко уточнил Клузо.

Он подошел еще ближе к экрану и указал пультом управления на темную массу в форме шарика на снимке.

– Первая опухоль находится в правом предсердии. Она имеет классическую форму и короткую ножку с желеобразной консистенцией. На первый взгляд она кажется мне относительно доброкачественной…

Профессор помолчал несколько секунд, потом перешел к следующему снимку.

– Вторая опухоль беспокоит меня больше, – признался он. – У нее необычный размер – около десяти сантиметров и фиброзная форма, твердая и волокнистая. Она располагается на уровне митрального клапана и препятствует поступлению насыщенной кислородом крови в левую половину сердца. Этим объясняется ваша одышка, бледность и ваши обмороки, поскольку организму не хватает кислорода.

Я тоже подошел к экрану. Опухоль имела форму виноградной грозди, зацепившейся нитями за полость сердца. Я не мог не подумать о корнях и волокнах дерева, по которым движется сок. Казалось, в сердце Билли растет дерево.

– Я… я умру, не так ли? – дрожащим голосом спросила она.

– Учитывая размер миксомы, если не удалить ее как можно быстрее, то у вас действительно очень высок риск сосудистой эмболии и внезапной смерти, – ответил Клузо.

Он выключил экран, зажег свет и сел в кресло.

– Это хирургическая операция на открытом сердце. Разумеется, есть риск, но при нынешнем положении вещей еще больший риск вообще ничего не делать.