Анна Кэмпбелл - Семь ночей в постели повесы

– Надменная свинья!

Он отодвинул от стола тяжелый дубовый стул. Она неохотно подалась вперед. Может, он и походил на дремлющего тигра, глядя на нее с собственническим блеском в глазах, но ей не стоит забывать, что он все равно опасен.

Его губы слегка дернулись:

– Расслабься, Сидони. Я не собираюсь набрасываться на тебя за ужином.

Вместо того чтобы занять стул хозяина дома, он сел напротив, потянулся за графином с кларетом и налил два бокала. Рубиновое кольцо поблескивало в свете свечей. Сегодня оно не напоминало ей о крови. Оно заставляло думать о страсти, чего она отчаянно не желала.

Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, Сидони поднесла бокал к губам. В подвале Уильяма были лишь кислые молодые вина. Это же вино на вкус дорогое и запретное. Тепло казалось лишь слабым отголоском того жара, который зарождался в Сидони, когда она смотрела на Меррика, не сводящего с нее взгляда. Сегодняшняя доверительность, хоть и дарованная неохотно, усилила невидимую связь между ними.

Сидони попыталась вернуться в прозаический мир, пусть даже в мир превосходной еды, роскоши и мужчины, каждое слово которого обещало соблазн.

– Расскажите мне о своих путешествиях…

Джозеф тихонько открыл дверь спальни, прикрывая рукой свечу.

После того как Сидони оставила его с бренди, он надолго задержался в библиотеке, поднявшись на балкон, как будто пребывание в десяти футах над землей могло изменить его видение все более усложняющегося положения. Решение наставить Уильяму рога было легким – легче некуда. Решить же, как поступить с Сидони Форсайт, оказалось не так-то просто. Он попытался отвлечься от мыслей о ней, ожидающей наверху, но какую бы книгу он ни открыл, строчки расплывались перед глазами, и он видел только ее – прекрасную женщину.

Женщину, которая теперь спит под пологом его кровати.

Зеркала предъявили множество копий высокого мужчины в алом халате. Лицо его было неясным, но после стольких лет ему едва ли требовалось напоминание о его уродстве.

И все же Джозеф не мог избавиться от привычки заполнять спальню зеркалами. Он начал это еще в юности, когда его самые язвительные любовницы насмехались над его уродством, пока он забывался в пароксизме страсти. Тогда он поклялся, что ни одна женщина больше не увидит его таким уязвимым. Позже он нашел иные способы отвлекать своих любовниц, но к тому времени уже начал получать мрачное удовольствие от постоянного напоминания о своем изуродованном лице в сравнении с красотой пылкой партнерши.

Меррик не мог понять, почему его шрамы не пугают Сидони? А должны бы, черт возьми! Даже люди, знающие его давно, не могут смотреть на него спокойно. С самого детства шрамы сделали из него парию, нечто отвратительное, чего следует избегать. Странно, что на эту очаровательную девственницу его безобразие не произвело привычного впечатления.

Сквозняк вынудил его войти. Он тихо прикрыл дверь. Сидони не пошевелилась. Удивительно, как спокойно она чувствует себя в его постели. Спит доверчиво, как ребенок в детской.

Он медленно приблизился к ней. Настало время поднять ставки в их состязании. После чудесных утренних поцелуев он отступил, давая ей возможность перевести дух. Мало-помалу Сидони перестала подпрыгивать, как ошпаренная кошка, всякий раз как он оказывался рядом.

Его игра в результате вылилась в приятное времяпрепровождение. Беседа была не тем, чего он обычно хотел от женщины. Он хотел одного и только одного – мгновения полного забвения, когда он погружается в мягкое теплое тело. Но в этом, как и во всем остальном, мисс Форсайт спутала ему карты.

Меррик, не отрываясь, смотрел на нее, свернувшуюся клубочком в его постели в бледно-палевом пеньюаре. Ночь была холодной, но он не настолько наивен, чтобы полагать, будто именно поэтому она легла одетой. Нет, глупая красавица думает, что бархат защитит ее.

Джозеф осторожно стащил свой халат с плеч. Обычно он спал голым, но в качестве уступки ее скромности надел рубашку и шелковые брюки. Он задул свечу и потихоньку забрался под одеяло, стараясь не дотронуться до нее.

– Джозеф? – пробормотала она, повернувшись в его сторону.

Сердце Меррика екнуло от ее готовности принять его присутствие. От звука своего имени, произнесенного этим сонным голоском, он сделался твердым как камень. Глаза ее оставались закрытыми, а сочные губы мягко изогнулись. Будь он романтиком, то мог бы вообразить, будто она счастлива, что он рядом. По крайней мере, мисс Форсайт не вскочила с воплями.

Сидони пробормотала еще что-то сонно-вопросительное, и под шум проливного дождя за окнами он услышал, как зашуршали простыни, когда она пошевелилась. Звук был восхитительно чувственным, напоминающим скольжение кожи по коже.

Джозеф напрягся, ожидая, что она пошлет его к чертям, но она снова погрузилась в сон. Быть может, и его приход ей приснился? Он надеялся, что это так. Более того, он надеялся, что сон этот был приятным.

Закрыв глаза, Джозеф призвал свой сон. Прошлой ночью ему почти не удалось поспать, а сегодняшняя лихорадка сдерживаемого желания совсем его измотала. К несчастью, сон не шел к нему. Близость Сидони терзала. Легкий нежный запах. Намек на жар, заполняющий тщательно рассчитанное пространство между ними. Осознание, что если он чуть пошевелит рукой, то дотронется до нее.

Губы его искривились в улыбке, когда он устремил взгляд в зеркало наверху. Это будет длинная ночь…

Сидони неохотно выбиралась из чудесного сна, наполненного теплом и безопасностью. Да поможет ей бог, она лежала, прильнув к Меррику, словно это единственное на свете место, где ей хотелось бы находиться. Рука его лежала на ней, обнимая. Сердце Сидони от страха совершило кульбит – от дремотной вялости не осталось и следа. Как могла она так спокойно, так мирно спать рядом со своим мучителем?!

Впрочем, надо радоваться, что он спит, и ничего больше. Определенно следует быть признательной и за то, что он не голый. Меррик растянулся на спине, а она лежала у него на груди, и тонкий батист рубашки был единственной преградой между ее щекой и его кожей.

Рассвет только-только наступил. Слабый свет окаймлял задернутые портьеры золотом. За ночь непогода, должно быть, стихла.

Ее первым побуждением было бежать, покуда Меррик не проснулся и не обнаружил, что она так удобно расположилась для соблазнения. Сидони напряглась, чтобы высвободиться из его объятий, но потом взглянула на его лицо, и любопытство, даже более сильное, чем страх, овладело ею. Не сдвигая обнимающей руки, она медленно приподнялась, чтобы видеть его грудь и лицо. Понаблюдать за ним без его ведома было настоящей роскошью.

Сидони знала: как и большинство людей, во сне он выглядит уязвимым.