Анна Кэмпбелл - Семь ночей в постели повесы

Окружив ее своим мужским запахом, он склонился ближе. Она молила о самообладании, о здравомыслии и – да поможет ей бог в ее несбыточном желании – о спасении.

– Наверняка здесь есть еще одна спальня.

Меррик улыбнулся так, что заставил Сидони гадать, уж не догадывается ли он, какая борьба происходит у нее внутри.

– Пригодна для обитания только эта. Я же не собирался устраивать загородный прием, tesoro. Я планировал неделю плотских радостей с любовницей.

Она оцепенела, когда он лениво пропустил ее волосы сквозь пальцы и помассировал затылок. Ощущения разбегались, как круги на воде.

– В первую ночь ты же где-то спал.

– Койка в гардеробной не предназначена для мужчины шести футов роста. Будь я проклят, если позволю тебе снова меня туда сослать.

– Быть может, я могла бы спать там? – проговорила она с фальшивой любезностью.

К удивлению, губы его дернулись.

– Зачем ты бросаешь мне вызов, когда знаешь, что я не могу против него устоять?

– Я тебя совсем не знаю, – возразила Сидони, чтобы напомнить себе, а также поставить его на место. Желание прильнуть к его ласкающей руке становилось почти нестерпимым.

– Тогда почему я чувствую, что ты считаешь каждый удар моего сердца?

Трудно было сказать, говорит ли он это серьезно. Если б только она могла понимать каждую его мысль. Знала она лишь то, что столь же околдована, сколь и напугана. А то, чего не знала, оставляло ее дрейфовать в океане непрошеного желания.

– Прекрати играть со мной, Меррик.

– Стало быть, не хочешь продолжать прелюдию? – Он склонился над ней, вдавливая в матрац своим большим телом.

Она заерзала, но не сдвинула его.

– Я хочу, чтобы ты отпустил меня.

– Нет, не хочешь.

Беда в том, что в глубине души она и вправду не хотела, но еще не настолько подпала под его чары, чтобы забыть, что поставлено на карту. Она положила руку ему на грудь, не давая приблизиться еще больше.

– Прекрати, Меррик.

– Джозеф.

Сидони силилась сохранить контроль над реальностью.

– Порочный, лживый, распущенный, коварный, интригующий, беспринципный негодяй.

– Скажи это так, будто действительно так думаешь. – Он прижался к ее сдерживающей руке и завладел губами. В этот раз удивление не парализовало Сидони. И она была уже не та невинность, которую его поцелуи лишали дара речи. Она познала удовольствие, вызванное малейшим прикосновением.

Ладонь его, лежащая на затылке, расслабилась. Рука на талии скорее обнимала, чем удерживала. На один запретный миг она прильнула к нему, как вьюнок, а после прервала поцелуй и извивалась, пока нога ее не коснулась пола.

Он схватил ее за руку.

– Не уходи, Сидони! Тебе ничто не угрожает. Я просто хочу поцеловать тебя.

Она бросила на него скептический взгляд и встала, задрожав от утреннего холода.

– И почему я тебе не верю?

– Потому что прискорбно недоверчива. – Он помолчал. – И потому что ты умная женщина.

Он погладил чувствительную кожу запястья. От этого ленивого поглаживания у нее подвело живот, хотя она и понимала, что он пытается всеми правдами и неправдами вернуть ее в свои объятия.

– Если б я была умной, то бежала бы без оглядки, как только увидела, что ты забрался под одеяло.

Он сел, рубашка его провисла, обнажая крепкое плечо. От зрелища гладкой загорелой кожи у Сидони пересохло во рту. Такой контраст с его обезображенным лицом! Поначалу она не считала его красивым, даже если не обращать внимания на шрамы. Но с каждым часом его физическая привлекательность возрастала. Сейчас ей казалось, что слово «красивый» слишком банально. Дурочка несчастная! Она обнаружила в себе пристрастие к темному, опасному и ущербному.

Встревоженная, смятенная – а ведь он едва прикоснулся к ней, – Сидони гадала, что случилось с той решительной женщиной, которая прибыла в замок Крейвен, чтобы противостоять монстру? Прошло всего два дня, и до той женщины уже не дотянуться.

– Всего один поцелуй, Сидони. Это цена свободы. – Голос Джозефа звучал искренне, не как у того дьявольского соблазнителя, чьи сверкающие серебром глаза бросали ей вызов.

Потрясение парализовало ее. Казалось, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Она сможет уехать с расписками Роберты, почти такая же невинная, как и прибыла. Да вот только наряду с потрясением и облегчением она испытала легкий укол возмутительного, неприемлемого, неоспоримого разочарования.

– Ты отпустишь меня назад в Барстоу-холл?

Он нахмурился и отпустил ее руку.

– С ума сошла? Мы так не договаривались.

– А, договор… – прошептала она одними губами.

– И никакого увиливания, заметь. Искренний энтузиазм.

Один поцелуй казался малой ценой за то, чтобы сбежать из этой комнаты, которая изобилует обещаниями интимности.

– А как мы измерим твое удовлетворение?

Его глаза блеснули, и он прилег на сбитые простыни с раздражающей уверенностью.

– Bella, я не жду удовлетворения, – промурлыкал он. – Всего лишь ласковый утренний поцелуй. Ничего такого, что оставило бы на тебе шрамы до конца жизни.

Он сказал «шрамы», чтобы подчеркнуть свое уродство, но она уже давно миновала ту стадию, когда воспринимала его шрамы как-то иначе, чем большое несчастье.

– Говори за себя, – пробормотала Сидони, осторожно вставая коленями на кровать. Матрац прогнулся, она покачнулась и вынуждена была опереться рукой о его грудь для равновесия. Жар так и зашипел от этого соприкосновения, и сердце ее застучало как молот. Его брови приподнялись в безмолвной насмешке, когда она отдернула руку.

Сидони затрепетала, когда он провел рукой по ее волосам. Пальцы задержались на груди, прежде чем он убрал руку. Соски ее напряглись до покалывающей твердости.

– Доброе утро, Сидони, – проговорил он с нежностью, которой она не доверяла.

Нежность – непобедимый враг. Наплыв чувств этим утром продемонстрировал эту истину. Она не могла отрицать влечения, не могла отрицать его уязвимости. Как и соблазна, неохотно призналась она себе, отмечая ленивый свет в его глазах.

Джозеф отпустил ее волосы и сцепил руки за головой, натянув крепкие мускулы рук и груди. Он походил на сонного пашу, рассматривающего свой ночной выбор из гарема. Несколько электризующих мгновений они глядели друг на друга. Сидони ждала в напряженном ожидании. Он, казалось, наслаждался, наблюдая, как минуты убывают, как пузырьки во вчерашнем кларете. Она прочла в его глазах ожидание, но не больше. Он поднял мост против вторжения в свою душу. Ясный дневной свет оказался менее откровенным, чем предрассветные тени.

– Ну? – Сидони просто не могла больше сидеть как мышь в норе, дожидаясь, когда ястреб упадет на нее с неба.

В глазах его вспыхнули искры нечестивого веселья.