Анна Кэмпбелл - Семь ночей в постели повесы

– Что – ну?

Она скрипнула зубами.

– Я бы хотела позавтракать до того, как завтрак обратится в ленч. Ты собираешься целовать меня?

Лучики веселых морщинок разбежались от его блестящих глаз.

– Нет.

От потрясения она покачнулась назад, на пятки.

– Нет?

– Ты и в самом деле настолько невнимательна, когда заключаешь договор, bella? Это доведет тебя до беды.

Выражение превосходства у него на лице заставило Сидони стиснуть кулаки. Она пребывала в таком смятении, что и не знала, то ли хочет ударить его, то ли поцеловать, то ли с криками убежать из комнаты.

– Это уже довело меня до беды. Если я поцелую тебя, мы сможем одеться и спуститься вниз?

– Поцелуй в обмен на завтрак. Какая, оказывается, прозаичная натура скрывается под этой бесподобной внешностью, tesoro. Я разочарован.

Сидони оставила комплимент без внимания. Она вовсе не бесподобна. Она совершенно обычная.

– Разочарован достаточно, чтобы отправить меня домой?

– Можно подумать, ты хочешь вернуться к своей унылой жизни.

Она нахмурилась, вновь пожалев, что была так откровенна с ним.

– Там я была в безопасности.

– Нет, если из-за безрассудства своей сестры ты оказалась в таком положении. На моем месте мог бы быть мужчина менее сговорчивый, чем я.

– Это первый раз, когда она совершила нечто подобное. – Сидони уже давно перестала злиться на Роберту. Ей просто надо не забывать, как сестра, стыдясь, прятала свои синяки. Не забывать приступы бешенства Уильяма. Не забывать про двух маленьких сыновей Роберты. У Сидони не было иного выхода, кроме как предложить себя вместо Роберты. Но Меррик прав: ей повезло. Если бы он оказался тем злодеем, какого описывала сестра, мучения были бы невыносимыми.

Он улыбнулся ей, будто она была сокровищем. Ох уж эта лживая улыбка!

– Обрати внимание, ты сама сказала – если ты поцелуешь меня.

От нервозности она стала заикаться.

– Я не буду. Не могу. Я… я не знаю – как?

И вновь в глазах его промелькнула та опасная нежность, прежде чем длинные черные ресницы опустились, скрывая выражение.

– Вчера у тебя было несколько хороших уроков. Не могу представить, чтобы девушка, которая послала меня ко всем чертям, спасовала перед каким-то маленьким поцелуем.

Что ж, пережила же она те поцелуи, подумала Сидони и тут же про себя презрительно фыркнула. Пережила? Вчера она определенно наслаждалась ими. Встретившись с его поблескивающими серебристыми глазами, она придвинулась ближе, коснувшись ногой его ноги.

– Ну хорошо.

Это всего лишь поцелуй.

Это всего лишь поцелуй…

Джозеф силился сохранить беспечный вид, хотя сердце его выплясывало джигу. Как бы сильно ни хотелось ему схватить Сидони, он держал руки по швам, вытянувшись перед ней. Если б она догадалась о бездонной пропасти его чувственного голода, то убежала бы из комнаты без оглядки. Черт, да он не нагнал бы ее до самого Сидмаута! Джозеф старательно избегал задерживаться мыслями на том прискорбном мгновении, когда она с недрогнувшим любопытством разглядывала его изуродованное лицо.

Выражение ее лица сделалось оценивающим. Что, черт побери, она сделает? Когда она вновь сдвинулась, он уловил ее неповторимый запах. Она протянула руку и провела ладонью по его руке. При этом нежном прикосновении мышцы его словно окаменели.

– Ты такой теплый… – пробормотала она, словно говорила сама с собой. – Как печка.

Он попытался придумать ответ, но когда она нырнула рукой под рубашку и скользнула по соску, слова застряли у него в горле.

– Какое интересное мужское тело. – Она пропустила волосы на груди сквозь пальцы, и от трения кожи о кожу сердце его пустилось в бешеный галоп. – Ты совсем не такой, как статуи, которые я видела.

У Меррика вырвался сдавленный смешок.

– Совсем не такой?

Она метнула в него неодобрительный взгляд.

– Статуи не передают размера и силы.

Он сдержал порыв поведать ей о размере и силе одной конкретной части своего тела. Руки его непроизвольно стиснули простыню.

– Проклятье, Сидони, избавь же меня от мучений!

Она изучала его так, словно он являл собой математическую задачу. Ее спокойствие немного раздражало. Разрази ее гром, она должна волноваться! Должна вся трепетать перед поцелуем.

– Думаю, тебе лучше сесть, – задумчиво проговорила Сидони.

– Как прикажете, миледи. – Он поднялся, подложил подушки себе под спину.

После едва заметного колебания она прижала ладони к его лицу. Он непроизвольно дернулся. Он терпеть не мог, когда кто-то дотрагивался до его шрамов. Черт, для нее он хотел бы быть без шрамов. Хотел бы быть молодым, чистым, галантным и достойным. Но это было не так.

Она наклонилась к нему, и он потонул в ее запахе, теплом и сладком с утра. Затем мягкие руки обвили его шею, укрытая в бархат грудь толкнулась в его грудь, теплое дыхание овеяло лицо.

Их губы встретились.

Недолгая уверенность Сидони улетучилась. Руки Меррика лежали на простыне, а рот под ее ртом оставался плотно сжатым. Она хотела, чтобы он перехватил инициативу и увлек ее в огненный рай.

Ничего.

Дрожащая неуверенность росла. Росла достаточно долго, чтобы она отметила гладкость его губ. Тихий свист дыхания. Жар тела у ее бедра. Она пробно пошевелила губами, затем отдернула их от стремительного прилива покалывающего удовольствия. Рот Джозефа дернулся от ее пугливости.

– Не смей смеяться надо мной, – сурово проговорила она.

– Никогда.

Щеки его под ладонями были шершавыми от утренней щетины. Она получила доступ к скрытому Меррику, которого никто никогда не видел. Еще непрошеная, нежелательная интимность. Приняв его вызов, она как-то незаметно для себя перестала притворяться, будто делает это по какой-то иной причине, кроме желания поцеловать его.

Испорченная, испорченная девчонка!

– Краснеете, мисс Форсайт?

Сидони не собиралась отвечать, но разглядывала его рот. Этот рот выдавал так много. Страсть. Юмор. Уязвимость, в которой он не признался бы даже под пытками. Она облизала губы, вспомнив, что этим ртом вчера он целовал ее.

Ах!..

– Ты сейчас похожа на кошку, которая добралась до сметаны.

Ей доставил удовольствие его настороженный тон.

– Да?

Не задерживаясь на шрамах, она погладила лицо, затем поцеловала уголки рта. Он испустил приглушенный стон. Наконец-то она чего-то добилась. Взяв с него пример, мягко прикусила нижнюю губу и втянула ее в рот.

Вкус у него был чудесный. Солоноватый. Горячий. Отчаянный. Она обвела губы языком, затем подняла голову, чтобы встретиться с его серебристым взглядом.

– Проклятье, Меррик, прекрати сопротивляться мне!

– Что-то ты плохо стараешься. – Он силился говорить небрежным тоном, но осипший голос выдал, насколько ее неумелые ласки возбуждают его.