Диана Гэблдон - Чужестранка. Книга 2. Битва за любовь

В это время в комнату вошла за своей рабочей корзинкой Дженни и вперила в своего брата изумленный взор.

– Чем это ты тут занимаешься, братец Джейми? – поинтересовалась она, приподняв одну бровь.

– Занимаюсь любовью с моей женой, – пропыхтел он, задыхаясь от смеха и возни.

– Так найди более подходящее место для этого, – посоветовала она, вздернув и вторую бровь. – На этом полу как бы не занозить тебе задницу.

Лаллиброх был спокойным местом, но вместе с тем и весьма деловитым. Все поднимались с петухами и немедленно включались в круговорот жизни. До самого захода солнца хозяйство работало, как заведенные часы, но после этого один за другим останавливались зубцы и колесики, отпадали от общего механизма и катились в темноту в поисках ужина и постели, чтобы утром, словно по волшебству, вернуться на свои обычные места.

Столь необходимым казался каждый человек, будь то мужчина, женщина или ребенок, для того чтобы все шло своим порядком, что я не могла себе представить, как это они тут несколько лет обходились без хозяина. Не только руки Джейми, но и мои были немедленно пущены в ход. Впервые я поняла всю серьезность, с которой шотландцы осуждали безделье и лень, раньше – впрочем, вероятно, надо сказать «позже» – мне это казалось не больше чем причудой. Безделье расценивалось не просто как признак нравственного падения, но как нарушение естественного порядка вещей.

Выпадали, конечно, и другие моменты. Маленькие и скоропреходящие промежутки времени, когда все затихает, а жизнь как бы находится в равновесии между тьмой и светом, одновременно окружающими тебя.

Я радовалась таким мгновениям вечером то ли второго, то ли третьего дня после приезда в имение. Сидя на заборе позади дома, я смотрела на пожелтевшие поля, на деревья в дальнем конце горного прохода – они казались особенно темными на фоне жемчужно-серого неба. Казалось, что все предметы – близкие и далекие – находятся на одном расстоянии от тебя, потому что их длинные тени мало-помалу поглотил сумрак.

Воздух был холодным, в нем чувствовалось дыхание мороза, и мне подумалось, что пора бы уйти в дом, но не хотелось расставаться с мирной красотой. Я не замечала появления Джейми, пока он не укрыл тяжелыми полами плаща мои плечи. Я даже не сознавала, насколько стало холодно, и только прикосновение теплой и плотной шерстяной ткани дало мне почувствовать это по контрасту.

Руки Джейми обняли меня поверх плаща, и я прижалась к нему спиной, слегка дрожа.

– Мне даже из дома было видно, как ты дрожишь, – сказал он, взяв мои руки в свои. – Если не будешь беречься, схватишь простуду.

– А ты?

Я повернулась и посмотрела на него. Несмотря на усиливающийся холод, он чувствовал себя вполне уютно в одной рубашке и в килте, разве что нос чуть-чуть покраснел, свидетельствуя, что сейчас не один из теплых весенних вечеров.

– Я-то привык. У шотландцев не такая жидкая кровь, как у вас, южан с синими носами.

Он приподнял мой подбородок и поцеловал меня в нос. Я взяла его за уши, но он теперь избрал другую цель – пониже.

Это продолжалось достаточно времени, чтобы наши температуры сравнялись к тому моменту, как он меня отпустил. Горячая кровь шумела у меня в ушах, я откинулась назад, балансируя на перекладине забора. Ветер дул мне в затылок, отбрасывая на лицо пряди волос. Джейми забрал в руку волосы с моих плеч и, приподнимая, пропускал их между пальцами, так что лучи заходящего солнца просвечивали сквозь них.

– Вокруг твоей головы словно ореол, когда солнце освещает тебя вот так, – тихонько проговорил он. – Ангел, увенчанный золотом.

– Ты тоже, – ответила я, дотронувшись до его щеки, на которой отросшая бородка отливала янтарным светом. – Почему ты не сказал мне раньше?

Он сразу понял, о чем я. Одна бровь взлетела вверх, он улыбнулся; одна половина лица освещена солнцем, другая – в тени.

– Я ведь знал, что ты не хочешь выходить за меня замуж. Я не имел никакого желания обременять тебя и тем более строить из себя дурака, сказав тебе об этом тогда, – ведь было ясно, что ты будешь спать со мной только по обету, данному против воли.

Он снова улыбнулся – белые зубы сверкнули в тени – и быстро произнес, предупреждая мой протест:

– Во всяком случае, в первый раз. У меня тоже есть гордость, женщина.

Я потянулась к нему и привлекла к себе близко-близко, закутав полами плаща. Он крепко обнял меня.

– Любовь моя, – шепнул он. – О любовь моя! Как я хочу тебя.

– Но ведь это не одно и то же, – сказала я. – Любить и желать, я имею в виду.

Джейми рассмеялся немного хрипло.

– Чертовски близко, англичаночка, во всяком случае, для меня.

Я чувствовала силу его желания, твердую и настойчивую. Внезапно он отступил и, протянув руки, снял меня с перекладины забора.

– Куда это мы идем? – спросила я.

Мы направлялись не к дому, а к сараям под вязами.

– Поищем сеновал.

Я постепенно нашла свое место в круговороте жизни имения. Дженни была уже не в состоянии совершать долгие обходы домов арендаторов, и я взялась посещать их сама, иногда в сопровождении молодого конюха, иногда вместе с Джейми или Айеном. Я брала с собой еду и лекарства, лечила больных как умела, давала советы профилактического или гигиенического порядка, которые воспринимались с разной степенью признательности.

В самом Лаллиброхе я либо занималась домашними делами, либо возилась на примыкающем к дому земельном участке, большей частью в саду, стараясь приносить пользу по мере сил. Кроме красивого маленького сада с цветником, там были участок лекарственных трав и очень большой огород, где выращивали репу, капусту и тыквы.

Джейми поспевал повсюду: занимался в кабинете счетными книгами, работал с арендаторами на полях, с Айеном – в конюшне, наверстывая упущенное время. Как мне казалось, то было не только чувство долга и не только интерес к делу; вскоре мы должны были уехать, и Джейми хотел наладить все так, чтобы хозяйство шло своим порядком, пока он, вернее, пока мы не вернемся.

Я понимала, что ехать необходимо, но в мирном доме и на мирных землях Лаллиброха, в добросердечном общении с Дженни, Айеном и маленьким Джейми я чувствовала себя так, словно наконец-то очутилась дома.

Однажды утром после завтрака Джейми, встав из-за стола, объявил, что собирается на другой конец долины посмотреть лошадь, которую продает Мартин Мак. Дженни повернулась к нему от буфета, брови у нее сошлись на переносице.

– Джейми, ты считаешь, что это вполне безопасно? Месяц назад или около того по всей округе шныряли английские патрули.

Он пожал плечами и взял со спинки стула свою куртку.

– Я буду осторожен.