Диана Гэблдон - Чужестранка. Книга 2. Битва за любовь

Я снова вцепилась в ридикюль, на сей раз чтобы не ударить коменданта. Он еще раз покачал головой; пухлая грудь вздымалась и опадала от тяжелого дыхания.

– Нет, если бы вы были членом семьи, тогда, возможно… Впрочем, дорогая моя…

Его, кажется, осенило. С некоторыми затруднениями выбравшись из кресла, он подошел к внутренней двери, возле которой стоял на карауле солдат в мундире, и что-то негромко приказал ему. Тот кивнул и вышел.

Сэр Флэтчер вернулся к своему письменному столу, задержавшись по пути, чтобы прихватить графин и стаканы, оставленные на комоде. Я приняла его предложение выпить кларету – я в этом очень нуждалась.

Мы успели пригубить второй стакан к тому времени, как вернулся караульный. Тот вошел в кабинет без приглашения и поставил на стол возле локтя коменданта небольшой деревянный ящичек. Потом повернулся и вышел, бросив на меня мимолетный, но внимательный взгляд, под которым я скромно опустила очи долу. На мне было платье, заимствованное у некоей дамы из знакомых Руперта; запах, которым пропиталось платье и соответственно ридикюль, навел меня на совершенно определенные мысли о том, чем занималась эта особа. Я надеялась, что караульный не узнал платья.

Осушив стаканчик и поставив его на стол, сэр Флэтчер придвинул к себе ящичек – простую деревянную шкатулку с выдвижной крышкой. На крышке мелом было написано: «Фрэзер». Сэр Флэтчер сдвинул крышку, заглянул внутрь и тотчас пододвинул ящичек ко мне.

– Личные вещи заключенного, – сказал он. – Обычно мы после… мм… экзекуции отсылаем их тому из родственников, кому назначает осужденный. Однако этот узник вообще отказался хоть что-то сообщить о своей семье. По-видимому, из неприязни или отчуждения. Не столь уж необычно, однако прискорбно. Я подумал, миссис Бошан, что, поскольку вы друг семьи, может быть, вы примете на себя обязанность передать вещи родственникам?

Говорить я не могла, только кивнула и уткнулась носом в стакан с кларетом.

Сэр Флэтчер был явно обрадован и тем, что пристроил шкатулку, и тем, что я вскоре удалюсь. Он, все так же тяжело, с присвистом дыша, откинулся на спинку кресла и широко улыбнулся мне.

– Это очень великодушно с вашей стороны, миссис Бошан. Это весьма грустная и тягостная обязанность для чувствительной молодой женщины, и, уверяю вас, я вам от души признателен.

– Не стоит благодарности, – пробормотала я с трудом, встала и взяла шкатулку – такую маленькую и легкую, заключающую в себе все, что осталось от человеческой жизни.

Я знала, что там лежит. Три аккуратно свернутые рыболовные лески. Кремень и кресало. Маленький осколок стекла c закругленными от трения краями. Мелкие камешки – просто потому, что они красивы или приятны на ощупь. Высушенная лапка крота – средство от ревматизма. Библия… или они позволили ему оставить ее у себя? Я на это надеялась. Кольцо с рубином – если его не украли. И маленькая змейка, вырезанная из вишневого дерева, с надписью: «Сони».

Я запнулась у двери и ухватилась за притолоку, чтобы удержаться на ногах. Сэр Флэтчер, любезно провожавший меня, немедленно подскочил ко мне:

– Миссис Бошан! Вам дурно, дорогая? Караульный, подайте стул!

Я чувствовала, что на лице у меня выступил каплями холодный пот, но попыталась улыбнуться и отказалась от предложенного стула. Больше всего на свете я жаждала выбраться отсюда – я хотела вдохнуть в себя свежий воздух, как можно больше свежего воздуха. Хотела остаться одна, чтобы выплакаться.

– Нет-нет, я чувствую себя хорошо, – как можно убедительнее произнесла я. – Просто… здесь немного душно. Все будет в порядке, уверяю вас. К тому же мой грум ждет меня.

И тут мне пришла в голову одна мысль, это могло оказаться бесполезным, но и не повредило бы ничему.

– Сэр Флэтчер…

– Да, моя дорогая?

По-видимому, не на шутку обеспокоенный моим видом, он был весь галантность и внимание.

– Мне пришло в голову… Как это грустно, что молодой человек в подобном положении чуждается своей семьи. Быть может, он все же хотел бы обратиться к своим родным с письмом… примириться с ними? Я была бы счастлива вручить такое письмо… его матери.

– Вы замечательно предусмотрительны, дорогая! Конечно! Я велю спросить. Где вы остановились, дорогая? Если письмо будет написано, я перешлю его вам.

– Видите ли, – я на этот раз вполне справилась с улыбкой, хоть и чувствовала ее как будто наклеенной на мою физиономию, – я не могу сейчас сказать это с полной уверенностью. В городе у меня есть родственники и множество знакомых, у всех у них я считаю себя обязанной провести какое-то время… чтобы никого не обидеть.

Я принудила себя рассмеяться.

– И поэтому, если вас это не слишком обеспокоит, я предпочла бы прислать за письмом своего грума.

– Конечно, конечно! Отлично придумано, дорогая моя! Просто отлично придумано!

Бросив быстрый опасливый взгляд на свой графин, он взял меня под руку и проводил до ворот.

– Вам лучше, милочка? – Руперт отвел волосы у меня со лба и посмотрел мне в лицо. – Вы бледная, как брюхо у дохлой свиньи. Нате-ка глотните еще разок.

Я покачала головой, отказываясь приложиться к фляжке с виски, села и вытерла лицо влажным платком, который Руперт положил мне на лоб.

– Ничего, со мной уже все в порядке.

Сопровождаемая Муртой, который изображал моего грума, я смогла отъехать от тюрьмы лишь настолько, чтобы меня оттуда не было видно, после чего в полном изнеможении сползла с седла на снег. И лежала, рыдая и прижимая к груди шкатулку с вещами Джейми, пока Мурта не заставил меня подняться и сесть в седло, после чего препроводил в маленькую гостиницу в Уэнтуорте, где Руперт снял помещение. Комната находилась на верхнем этаже; отсюда видна была громада тюрьмы, плохо различимая в сгущающихся сумерках.

– Парень мертв? – спросил Руперт, и на этот раз на его широком лице, почти полностью утонувшем в густой черной бороде, отражались только сочувствие и тревога – ни следа привычных для него ухарских ужимок.

– Пока нет, – ответила я с тяжелым вздохом.

Слушая мой рассказ, Руперт медленно ходил по комнате, в раздумье то выпячивая, то поджимая губы. Мурта сидел спокойно, черты его лица не выражали ни малейшего волнения. Я подумала, что из него получился бы отличный игрок в покер.

Руперт со вздохом уселся рядом со мной на кровать.

– Ну хорошо, он жив, а это, в конце концов, самое главное. Однако черт меня побери, если я знаю, что делать дальше. У нас нет возможности проникнуть в тюрьму.

– Нет, есть, – внезапно заговорил Мурта. – Благодаря тому, что наша барышня подумала о письме.

– Ммфм… Это всего один человек. И пройти он сможет только до приемной коменданта. Но для начала и это сойдет.