Диана Гэблдон - Стрекоза в янтаре. Книга 1. Разделенные веками

– Мадам?

Я подскочила, открыла глаза и увидела перепуганную горничную, которая пятилась назад. Я приложила руку к сердцу и стала хватать ртом воздух.

– Мадам, вам плохо? Может, вызвать?..

– Нет, – сказала я как можно спокойнее. – Все в порядке. Хочу посидеть здесь немного. Пожалуйста, идите.

Девушка была встревожена, но повиновалась. «Да, мадам!» – сказала она и исчезла в конце коридора. Я бездумно смотрела на стену, на которой висела картина с изображением любовной сцены в саду. Мне стало холодно, я запахнула полы плаща, который так и не успела снять, и снова закрыла глаза.

Было уже за полночь, когда я наконец добралась до нашей спальни. Джейми сидел за маленьким столиком, разглядывая пару мотыльков, которые летали в опасной близости от единственной свечи, освещавшей комнату. Я уронила плащ на пол и подошла к нему.

– Не трогай меня. Ложись спать, – сказал он как-то рассеянно.

Я остановилась.

– Но твоя рука… – начала я.

– Не важно. Ложись спать, – повторил он.

Пальцы его правой руки были в крови, рукав рубашки тоже весь пропитался кровью, но я не рискнула трогать его, опасаясь, что он воткнет кинжал себе в грудь. Я оставила его наблюдать за танцем смерти мотыльков и легла в постель.

Я проснулась на заре, когда в свете нового дня можно различить только контуры предметов в комнате. Сквозь дверь в смежную комнату было видно, что Джейми по-прежнему сидит за столом в той же позе. Свеча догорела, мотыльки улетели, и он сидел, уронив голову на руки, запустив пальцы в безжалостно обкромсанную гриву. В слабом утреннем свете все цвета поблекли, и его волосы, обычно яркие, как языки пламени, выглядели как сгоревший пепел.

Я выскользнула из кровати в легкой кружевной рубашке, хотя было холодно. Когда я подошла к нему сзади, он не повернулся, хотя знал, что я здесь. Дотронулась до его руки, и он, уронив ее на стол и отклонившись назад, прижался головой к моему животу. Я погладила его по голове, он глубоко вздохнул, и я почувствовала, как нечеловеческое напряжение выходит из него. Я погладила его по плечам, ощущая их прохладу сквозь тонкую ткань. Наконец обогнула кресло и встала перед ним. Он подался вперед и, обхватив меня за талию, уткнулся лицом в мою ночную рубашку, прямо над местом, где находился наш не родившийся еще ребенок.

– Мне холодно, – сказала я очень тихо. – Ты согреешь меня?

Он молча кивнул и, качаясь, как слепой, встал с кресла. Я отвела его в постель, раздела и накрыла одеялом. Он обнял меня, прижал к себе; постепенно его кожа стала согреваться. Мы лежали в уютном мягком тепле, прижавшись друг к другу.

Я положила руку ему на грудь и стала нежно гладить ее. Соски стали твердыми, в нем проснулось желание. Но вдруг Джейми остановил мою руку. Я испугалась, что он отодвинет меня, и он действительно это сделал, но только затем, чтобы повернуться ко мне.

В комнате стало светлее, и он долго смотрел мне в лицо, проводя рукой от виска до подбородка, вниз вдоль шеи в сторону ключицы.

– Боже, как я тебя люблю! – Он поцеловал меня и нежно сжал мою грудь.

– Но твоя рука… – воскликнула я второй раз за эту ночь.

– Это не важно, – во второй раз ответил он.

Карета медленно тряслась по дороге, совершенно разбитой от зимних морозов и весенних дождей. Год выдался дождливый, даже сейчас, в начале лета, земля под кустами крыжовника, росшего по сторонам, была влажной.

Джейми сидел рядом со мной на узкой скамейке, которая служила сиденьем в этой карете. Спящий Фергюс свернулся калачиком в уголке другого сиденья, и от толчков его голова болталась, как у механической куклы. В карете было жарко, и маленькие золотистые струйки пыли проникали через окна.

Мы непринужденно болтали о природе, о королевских конюшнях в Аржантане, куда держали путь, о некоторых слухах, которые составляют предмет ежедневных разговоров при дворе и в деловых кругах. Я, кажется, даже задремала, убаюканная мерным покачиванием кареты и теплым летним днем, но из-за беременности мне было неудобно сидеть в одной и той же позе, и от тряски болела спина.

Ребенок начал довольно активно шевелиться в утробе, слабые начальные движения превратились в настоящие толчки, которые были приятны сами по себе, но доставляли неудобства в пути.

– Пожалуй, лучше было бы тебе остаться дома, англичаночка, – сказал Джейми, когда я в очередной раз переменила позу.

– Все хорошо, – улыбнулась я. – Просто толкается. И было бы жаль не увидеть всего этого.

Я показала на широкие зеленые поля, которые блестели, как изумруды, между рядами темных стройных тополей.

Деревенский воздух был свеж и чист после тяжелой дымной атмосферы города и запаха лекарств в «Обители ангелов».

Людовик в качестве дружеского жеста по отношению к английским дипломатам любезно позволил герцогу Сандрингему купить четырех першеронских кобыл королевского конного завода в Аржантане. Эти кобылы предназначались для улучшения породы небольшого табуна лошадей, который его сиятельство держал в Англии. По этому случаю герцог ехал сегодня в Аржантан и пригласил с собой Джейми, чтобы получить квалифицированный совет при выборе лошадей. Приглашение последовало на приеме, который плавно перешел в поездку-пикник. В ней приняли участие несколько придворных, разместившихся в четырех каретах.

– Это хороший знак, ты как считаешь? – спросила я, бросив взгляд на нашего спящего спутника. – То, что Людовик дал герцогу разрешение купить лошадей. Если он делает жест доброй воли по отношению к Англии, значит, вероятнее всего, он не симпатизирует Якову Стюарту, во всяком случае в открытую.

Джейми покачал головой. Он категорически отказался носить парик или шиньон. В настоящее время короткая стрижка имела свои преимущества: хотя его длинный нос был покрыт испариной, он не страдал от жары, как я.

– Нет, я почти уверен, что Людовик не станет помогать Стюартам, во всяком случае, пока речь идет о реставрации трона. Месье Дюверни заверил меня, что совет не одобряет таких шагов; Людовик может иногда уступать просьбам Папы и делать Карлу небольшие поблажки, но он не расположен уделять Стюартам слишком большое внимание во Франции, в то время как Георг Английский заглядывает ему через плечо.

На Джейми был шотландский плед, заколотый на плече брошью – красивой вещицей, которую ему прислала сестра. Брошь была сделана в виде двух бегущих оленей, их головы и хвосты соприкасались, замыкаясь в круг. Джейми подобрал полу пледа и вытер ею лицо.

– Я разговаривал со всеми парижскими банкирами за последние несколько месяцев, и никто из них не проявил интереса к этому делу, – улыбнулся он. – Жаль бросать деньги на поддержку чьей-то сомнительной затеи, вроде реставрации Стюартов.