Николь Фосселер - По ту сторону Нила

Джереми шел сзади, миля за милей. Пока его сапоги совршенно не расползлись и ноги не покрылись волдырями и ранами, кожа на лице не обвисла клочьями и глаза под набухшими веками не воспалились до красноты. Слева в туманной дымке что-то блестело. Река, вероятно, Нил.

Наконец появились первые хижины, среди которых было и несколько домов – немудреных строений из красного кирпича с проемами дверей и окон. Селение казалось безлюдным, пока караван не дошел до большой, залитой солнцем площади, в центре которой стоял крытый пальмовыми листьями отгороженный навес. Тотчас откуда ни возьмись появились люди – множество темнокожих мужчин с лицами оттенка эбенового дерева, цвета шоколада и корицы, сморщенными от старости и совсем юными. На них были пыльные, дырявые балахоны, а на головах – маленькие шапочки или тюрбаны.

Все они столпились вокруг Джереми, глазели и что-то говорили ему. Верблюды опустились на колени. Один из мужчин отвязал веревку от седла и, словно теленка, повел Джереми за собой.

Под навесом Джереми повалили на землю, а его провожатый уселся рядом по-турецки. Прочие глазели, оставаясь на почтительном расстоянии. Потом Джереми увидел направляющуюся к нему группу вооруженных копьями дервишей, и среди них одного белого. Он был одет, как африканцы, однако под балахоном мелькали европейские штаны.

Вблизи европеец оказался совсем молодым, пожалуй, не старше Джереми. Он носил тонкие, изящно изогнутые усики, однако острый, с ямочкой, подбородок был гладко выбрит.

Он приветствовал Джереми легким поклоном, сложив ладони перед грудью.

– Ассалям алейкум!

Джереми знал, как принято отвечать на это приветствие, однако молчал.

– Добро пожаловать в Омдурман, или, как мы здесь говорим, город верных . Вы англичанин?

Европеец говорил по-английски с акцентом, позволявшим предположить, что его родным языком был немецкий, хотя слова выговаривал мягче и напевнее, чем обычно это делают немцы. Потом он остановил взгляд на оставшихся от мундира лохмотьях, и Джереми кивнул.

Европеец приблизился и опустился рядом на землю.

– Меня зовут Рудольф Слатин. А вас?

Джереми не отвечал, и Слатин пристально посмотрел ему в лицо.

– Когда-то я был губернатором провинции Дарфур, – продолжал он, – но больше года назад попал в плен и смог завоевать их доверие. Помимо всего прочего, я переводчик, и мне поручено расспросить вас о расположении британских войск. – Поскольку Джереми продолжал молчать, Слатин добавил, понизив голос: – Искренне советую вам проявить сговорчивость. Расскажите, где находятся англичане и каковы их планы, а я попытаюсь обеспечить вам более-менее сносные условия содержания.

Джереми сделал над собой усилие и собрался с мыслями, чтобы оценить ситуацию. Судя по количеству убитых дервишей, которых он видел на поле, победа англичан под Абу Клеа представлялась более чем вероятной. Он не мог долго оставаться без сознания до того, как его схватили. То есть люди Уолсли, продолжавшие свой марш на Хартум, не успели уйти далеко. А после Хартума они наверняка возьмутся за ближайшие к нему населенные пункты, в числе которых окажется и Омдурман. Джереми ни на минуту не пришло в голову стать предателем, но теперь у него появилась надежда: несколько дней или даже недель до прихода британских войск он продержится.

Джереми отрицательно покачал головой. Взгляд Слатина стал жестче.

– Так вы долго не протянете. Последний раз спрашиваю: где находятся британские войска и каковы их планы?

– Я не знаю, – прохрипел Джереми и тут же добавил, словно желая смягчить отказ: – Все решает командование. Нас, подчиненных, посвящают далеко не во все планы.

– Такой ответ не устроит Махди. – Слатин сжал губы.

Джереми сощурил воспаленные глаза:

– Другого у меня нет.

Сопровождавшие переводчика дервиши заволновались. Слатин посмотрел на них, и в его светлых глазах Джереми увидел страх, который, однако, снова сменился холодностью, даже высокомерием, когда он перевел взгляд на Джереми.

– Прекрасно, – сказал Слатин. – Так я и передам Махди. – И шепотом добавил: – Рекомендую вам в ближайшие дни пересмотреть свою точку зрения и объявить о том, что вы поддерживаете Махди, а кроме того, желаете принять ислам, потому что за время пребывания здесь убедились в том, что это единственно верная религия. Если надумаете, позовите меня.

Джереми никогда не отличался религиозностью, но ни секунды не сомневался в том, как ему отреагировать на предложение Слатина. Он родился христианином, рос в христианской стране и был готов умереть как христианин. Да и после того, что он пережил в Судане, он просто не мог ни стать последователем Махди, ни даже им притвориться.

– Забудьте об этом, – прошептал Джереми.

И Слатин пошел прочь, не говоря ни слова, окруженный своими дервишами, которые с равным успехом могли быть как его свитой, так и стражами.

Некоторое время ничего не происходило, а потом откуда-то из-за домов вынырнула группа дервишей, мрачные лица которых не предвещали ничего хорошего. Один из них что-то прокричал приказным тоном, и остальные бросились к Джереми. Двое из них схватили Джереми за локти и поставили на ноги, третий развязал ему руки, в то время как четвертый стоял рядом с обнаженной саблей. Джереми вывели на площадь, где стояли еще два дервиша: один – с ведром воды, а другой – с веревкой и несколькими поленьями в руках. Джереми связали руки, положив одну на другую, и просунули под веревку полено, так что она впилась в и без того стертые запястья. После этого дервиш с ведром вылил на руки Джереми воду. Потребовалось время, чтобы веревка распухла. Потом запястья начали гореть, так что у Джереми на глазах выступили слезы, и он стиснул зубы. Боль усиливалась, стала почти непереносимой, а веревка все глубже впивалась в кожу. Джереми с ужасом почуствовал, как сначала в запястьях запульсировала кровь, потом словно тысячи игл вонзились под ногти, и вдруг боль ушла, потому что больше он не чувствовал своих рук. «Нет, только не руки, – пронеслось у Джереми в голове. – Я не хочу вернуться домой калекой, как отец».

Окружавшие его люди приблизились. Послышался гул, который усиливался, пока не перешел в вой. Джереми ослепил свет. Это были клинки и наконечники копий, которые плясали у него перед глазами. «Не смотри туда», – велел себе Джереми. Он зажмурил веки, но это не помогло. Джереми казалось, он чувствует, как у него отнимаются руки. «Подумай о чем-нибудь другом, отвлекись, – сказал он себе. – Подумай о Грейс. Грейс, Грейс, Грейс.. .» Он увидел ее перед собой, светловолосую, кареглазую, улыбающуюся. Он услышал ее голос: Я с тобой, Джереми . От Грейс исходил запах свежей травы и цветков первоцвета. Ни страх, ни боль не утихли, но Джереми стало легче их переносить.